– Ну, вот, а я за тебя испугалась, – Марина погладила Машу по руке, оставив ее сон без комментариев. Маша же видела, что мать и дитя здоровы, на сон и аппетит не жалуются.
Маша видела не только это, но и покрасневшие припухшие глаза Марины. «Не высыпается, бедная», – подумала она.
– Зачем ты здесь живешь одна? Можно же пока к родителям поехать погостить. Они были бы только рады.
– Гениальная идея! Маша, сколько у тебя времени?
– Минут десять всего осталось.
– Ничего, я быстро! Поможешь собраться? Или нет, я сама сложу сумку, а ты лучше позвони, есть ли кто дома.
* * *
Максима арестовали. Его отец сказал, что будет бороться, а сам где-то пропадает целыми днями. Его мать кричит беспрестанно: «Скандал, какой скандал!» Лучше бы помогала, а не устраивала передо мной истерики. Я верчусь как белка в колесе. Я наняла самого Горина, лучшего адвоката Москвы. Деньги пока у меня есть. Если что, продам свое дело и фирму Максима. Горин пообещал добиться освобождения Максима из-под стражи до суда о подписку о невыезде. Я согласна заплатить любые деньги, чтобы освободить Максима из камеры. Бедный мой Максим. В каких жутких условиях он сейчас находится!
Я пытаюсь разобраться в бумагах Максима. Сижу до половины ночи за книгами и документами. Благодаря моим усилиям, его фирма пока держится. На днях я выгодно продала ценные бумаги и купила акции. Посоветоваться не с кем. Свидания с мужем мне не разрешают. Разрешили передачу. Я весь вечер разворачивала конфеты, распаковывала продукты. Собрала ему вещи. Через Горина он передал мне: «Спасибо».
Савелий меня похвалил. Сказал, что я мужественная женщина, и он мной гордится. Весь день он провел со мной, помогал мне. Не зря говорят, что друг познается в беде. Савелий не верит, что Максим виноват. Он ругает себя за то, что не смог в день убийства приехать в «Геллу». «Тогда бы ничего не случилось», – часто повторяет он. Его мать возвращалась в тот день из Италии, и он встречал ее в аэропорту. Савелий часто упоминает о своей матери. Меня поражает его трогательная привязанность и нежность к маме. Может быть, потому что он рано потерял отца. Мне легко с ним, он простой и не заносчивый, как Барычевы или их друзья.
В перерывах Савелий сам варит для меня кофе. Он изо всех сил старается меня отвлечь. Мы болтаем, вспоминаем свое детство. Он совсем не помнит своего отца. Но его мать, похоже, ничего не жалела для сына. Со смехом Савелий вспоминал, как они с Максимом вместе ходили в музыкальную студию. У одного – медведь на ухо наступил, а у второго – на два уха сразу. Как ни мучились и ними преподаватели, так и не смогли добиться, чтобы мальчики отличили ноту «до» от ноты «фа». Неизвестно, кто настрадался больше: преподаватели или мальчики, пока родители не прекратили бесполезные занятия музыкой и не определили своих чад в изостудию.
– И каковы были успехи у юных художников?
– Чуть лучше, чем в музыкальной студии. Мы продержались в изостудии почти год. Чем только мы ни занимались в детстве: теннисом, танцами, фигурным катанием.
– А я занималась только одними танцами. В пять лет мама привела меня в ансамбль народного танца. Мне очень нравилось танцевать, и у меня получалось. Я даже солисткой была. Мы ездили в другие города на гастроли. Когда поступила учиться в университет, то занятия пришлось бросить. Я очень жалела.
– Понятно, откуда в тебе столько изящества и грации. Мне всегда казалось, что ты не двигаешься, а танцуешь.
Я перевожу разговор в другое русло, мне неприятны сейчас комплименты, даже от Савелия. Я рассказываю ему о своей семье. До сих пор я считаю, что у нас была идеальная семья. Мы с братом не помнили ни одного случая, чтобы наши родители поругались, даже громкого слова не сказали друг другу. Нас никогда не наказывали, не били и не ставили в угол. Учиться нас не заставляли, нам и самим нравилось, было приятно получать пятерки. Когда мы переехали в новую квартиру, и пришлось сменить школу, то мне повезло, я сразу нашла себе подруг. А у Вали класс был недружный, мальчишки дрались, обижали новичка. Тогда папа на родительском собрании предложил водить весь класс в лыжные походы. Каждое воскресенье он с двумя десятками «гавриков» ходил по лесам, учил их кататься, разводить костры, а потом привозил всех к нам домой. И мама оставалась дома, она никогда не отличалась богатырским здоровьем, зато она кормила всю эту ораву домашними варениками. Про драки все забыли давно, а вареники мамины до сих пор вспоминают. А как мы отдыхали вместе! Как весело отмечали праздники! Какие у нас домашние газеты сохранились!
– Как я тебе завидую!
– Почему? У тебя было счастливое детство, мать жила для тебя и давала тебе все возможное.
– Ничего она мне не давала! Я все праздники проводил с няней, а на каникулы меня отправляли к бабушке в другой город. А жили мы на подачки, которые нам бросал из милости мой отец! – Савелий умолкает на минуту, и продолжает. – Пока он не умер!
– Бедный Савелий. Я понимаю, как ты страдал в детстве. Но сейчас тебе нет повода переживать. Ты молодой, красивый, здоровый, и ты многого достиг в жизни.
Савелий ничего не отвечает, и мы снова приступаем к работе.
* * *
На удивление родители Марины и Маши: Елена Алексеевна и Николай Николаевич Белых, – в это утро оказались дома оба. Мама, окулист в коммерческой поликлинике, работала сегодня с обеда. А папа, инженер-строитель, взял отгул после авральных работ над проектом. Родители очень обрадовались Марине. С самого января, они усиленно зазывали обеих дочерей приезжать и гостить вместе с ребятишками. Отец даже сделал собственноручно две складные детские кроватки. В бывшей «комнате девочек» всегда было чисто прибрано. Но взрослые дочери очень редко выбирались в гости на часок-другой, а с ночёвкой – ни разу. А тут Марина вдруг приехала к ним с Сашенькой погостить на пару дней.
– Конечно, здесь вам будет удобнее дожидаться Андрюши, – сказала мама в дверях, забирая Сашеньку из рук Марины.
– Можете и вместе с Андрюшей пожить, – сказал папа, подхватывая сумку Марины. – Проходи, что же ты встала?
– Батюшки! Когда вы успели такой ремонт сделать! – Марина изумленно озиралась во все