— Как не вовремя, но надо идти вперед — подгоняйте войска, пусть хоть пять верст в день, но это очень важно. Все перевозки будем делать на пароходах и миноносцах, лишь бы было, где подойти к берегу лодкам и катерам. Море наше, противника мы полностью выдавили.
Адмирал тяжело прошелся по единственной чистой комнате — корейские городки представляли ужасающее зрелище после того как по ним прокатилась война. Японцы отчаянно цеплялись за каждый рубеж, отбивались, как могли, но сейчас главную роль играла артиллерия — теперь каждое наступление русских войск начиналось после мощной артиллерийской подготовки, в которой порой задействовалось до трех сотен орудий. И потери у врага были катастрофические — когда поле боя оставалось за русскими, то десятки корейцев стаскивали в огромные ямы тысячи убитых японских солдат, отношение к которым у местного населения стало из холодно-враждебного, яростно-непримиримым. И на то были причины — оккупанты из страны Восходящего Солнца довели народ своими реквизициями и репрессиями до крайней степени озлобления, и случилось удивительное — местные жители стали рассматривать русских как освободителей.
Именно на этом и сыграл наместник, прекрасно знавший все местные сложности, и сыгравший на этом, благо корейский правитель ван Коджон, которого европейцы именовали привычным для них титулом короля, несколько лет укрывался в русском посольстве. Это произошло после того как японцы умертвили его супругу королеву Мин. Да и куда ему было подаваться по большому счету — традиционный покровитель Корее Поднебесная империя потерпела поражение в войне с Японией, и отказалась от многовекового протектората над страной Утренней Свежести. Страна охвачена крестьянскими восстаниями, феодальная знать и чиновники переметнулись на сторону завоевателей с остров, желая удержать свое привилегированное положение. Малочисленная интеллигенция в большинстве своем поддерживает оккупантов, так как по наивности считает, что те не дадут их на колонизацию европейцам, и желая провести реформы как это сделали в «эпоху Мейдзи» самураи. И не понимали до недавнего времени, что японцы такие же колонизаторы, даже хуже — если европейцы плохо разбирались в многовековых местных сложностях, то вот восточные соседи прекрасно их знали, и уже неоднократно пытались вторгнуться на континент — а ближайшие земли как раз корейские, только неширокий пролив переплыть.
Казнокрадство сановников Коджона довело страну до ручки, регулярную армию так и не удосужились создать, а без нее не отбиться ни от «белых варваров», ни от воинственных самураев. Несчастная королева Мин пыталась играть на противоречиях «великих держав», только японцы ее хитрости разгадали сразу, и проблему решили привычным способом — убийством. А там война между Россией и Японией стало неизбежной, и «камнем преткновения» стала не только Маньчжурия, но больше Корея. Оттого и появились «концессии» на реке Ялу, абсолютно неприбыльные, скорее убыточные, но благодаря им северные провинции Корее были взяты под фактический контроль «северного соседа», который и не думал ни выводить войска, ни признавать эти земли «зоной интересов» Японии.
За время наместничества Алексеев посулами и взятками, но больше обещаниями «светлого будущего», как высказался на этот счет Матусевич, притянул на сторону Российской империи множество корейцев, как из «верхов», так и с самых «низов», не крестьян конечно, но купцов, торговцев, мелких чиновников, офицеров корейского воинства. И еще когда шли бои под Ляояном, его шпионы отправляли в Мукден сообщения, что при победе русских в Маньчжурии, «король» немедленно сменит «ориентацию» и попросится под русское покровительство. Выбор у Коджона оказался только такой — сообразил, что японцы желают загрести себе всю его страну. Эту перспективу осознали и жители, и как только русские войска перешли Ялу, сбив две японские армии, и высадив десант в Цинампо, вскоре заняли Пхеньян, по всей Корее полыхнуло восстание. Японцы пытались его подавить, но тщетно — у них не хватало сил сдержать наступление «северных гэдзиннов», хотя к карательным действием прибегли. Вот эти жестокости и возбудили население чрезвычайно — теперь страна превратилась в бурлящий котел, и во взаимной ненависти началась резня. Истребляли как оккупантов, так и их пособников, сторонников «прояпонской ориентации». Те массами побежали на юг полуострова, как и переселенцы с островов, рассчитывая в городах оказаться под защитой штыков экспедиционных войск.
Вот этим восстанием и воспользовались русские, и стали сильно «давить» неприятеля, прибегнув к самому действенному средству — массированному артиллерийскому огню. Пушки и боеприпасы шли по Транссибу вереницей нескончаемых эшелонов. Каждая дивизия теперь имела полностью укомплектованную артиллерийскую бригаду из почти полусотни пушек — в Корее собрали не меньше восьми сотен орудий полевой и тяжелой артиллерии, немногочисленные конные батареи. Имелись и горные пушки, включая трофейные, а также десантные системы Барановского. Их особо ценили за легкость, в разобранном виде канониры могли нести вьюки, перевозить на лошадях. Эти пушечки старались придать каждому пехотному полку в качестве полковых, хотя бы по два орудия. Также в полки поступили первые пулеметные команды с системами Мадсена, по шесть ружей-пулеметов при 35 солдатах при двух офицерах. Всего же датчанам дали заказы на полторы тысячи их пулеметов, которые приняли на вооружение как «образцы 1902 года», чтобы родину вдовствующей императрицы не упрекнули в нарушении нейтралитета. И к осени таких команд будет две сотни, а ведь еще пошли «максимы», которых собрали по всей России почти четыре сотни (и заказы сделали еще на две тысячи), на шестьдесят полковых команд хватило, с подготовленными за три месяца расчетами.
Война приняла совсем иной характер — японские батальоны давили исключительно орудийным и ружейно-пулеметным огнем, хотя уже расходовались накопленные запасы в артиллерийских парках военных округов на западной границе империи. Перерасход снарядов и патронов оказался просто чудовищным, опрокинувший все предварительные расчеты, сделанные Главным штабом и бывшим военным министром генералом Куропаткиным. Но теперь уже не «экономили», все русские генералы и офицеры прекрасно понимали, что еще один сильный напор, и Сеул будет занят, а там все, войне конец — чем быстрее японцы уберутся на острова, тем их больше останется в живых. Избегут скорой смерти и от русских снарядов и пуль, на «стальной ливень» ответить уже нечем — японские войска просто надорвались во время маньчжурских боев, когда столкнулись со все время прибывающими к русским подкреплениями. Но больше всего из-за потери Дальнего, единственного порта, который мог обеспечить воюющие армии доставкой всего для них необходимого. А как воевать с превосходящим по артиллерии противником при нехватке боеприпасов, лишившись пушек — недаром в русском народе в большом ходу