А потом я лежал, обнимал её и думал, что встану теперь только завтра. Часов в одиннадцать, чтоб перекусить — и рысью в воздушный порт. Нет, в десять, чтоб сперва ещё разок, а потом уж… Довольный был, как кот, сметаны обожравшийся. И Зверь внутри меня был столь же доволен и окончательно умиротворён.
Но.
Все мои миролюбивые планы поломали три весёлых князя, которые домой явились на несколько часов раньше меня и, соответственно, выспаться уже успели.
И теперь им хотелось праздника, ядрёна колупайка! Привалили с пирогами, винищем, мясом маринованным, которое жарить надо было непременно у нас, радуясь, что я живой.
А мясо — не так уж плохо.
Ладно-ладно. Встаём…
И несмотря на моё внутреннее ворчанье, вечер получился хороший. Уютный, почти семейный. Девчонки все меня обнимали, особенно Маша, которая от радости всё плакала. А она такая забавная стала, кругленькая совершенно. Вот-вот, судя по всему, со дня на день… И вот, прямо пока я это думал, Машенька, весело смеявшаяся над какой-то Витгенштейновской байкой, охнула и замерла.
— Что? — испуганно спросили Даша с Сонечкой.
— А… — тоненько охнула Маша и схватилась за поясницу.
— Ну вот и дождались! — Серафима кивнула Ивану, который ещё ничего не понял: — Давайте-ка потихонечку до дома и вызывайте доктора. Да не суетитесь, спокойно. Первые же роды.
Вот у Сокола глаза стали круглые, по полтиннику!
Зато Марта не потеряла самообладания вообще, быстро прошла к выходу и что-то крикнула с крыльца. В доме мгновенно появились девушки охраны, следом какие-то ещё мужчины из охраны, Марию чуть не на руках вынесли и, словно хрустальную статуэтку, потащили в их домик. Следом торопились Иван, Сонечка и Петя Витгенштейн (этот, видимо, Соню побежал поддерживать).
— Лишь бы всё нормально… Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнула Даша. — Хоть не спи, пока не узнаем…
— Дашенька, — взял её за руку Серго, — там, я думаю, сама императрица помогать придёт. О чём ты переживаешь?
— А как не переживать, когда само переживается? — Даша вздохнула. — Ой, давайте за Машу и младенчика по рюмочке, да пойдём мы, пока нас хозяева полотенцами гнать не начали.
Все с облегчением посмеялись над немудрящей шуткой, выпили по рюмочке и разошлись. Серафима бросилась было со стола прибирать, но Марта живо её выпроводила:
— Идите-идите, фрау Серафима! Мы прекрасно справимся, тут ничего сложного…
И правильно сделала. Потому что я смотрел на жену и чуть не облизывался. Мне ведь завтра опять лететь. А выспаться я и в дирижабле успею…
* * *
Разбудил меня Зверь. Ну, как разбудил. Аккуратно так во сне намекнул, что ночь прошла, а у жены сегодня выходной. И заняться мне в полёте будет нечем. И глупо просто так спать, когда она вот тут, вкусная, мягкая, розовая… Я прям сразу проснулся и… напал, так скажем, без предупреждения. Сладкая моя…
За расслабленным и уютным завтраком нам сообщили новость, что около трёх часов ночи Маша родила мальчика. Младенец здоров. Пока никого не пускают — к дитю и не пустят до сорока дней, по обычаю. Увидеть Машу можно будет дня через три.
Что ж. Всё хорошо — прекрасная новость, как по мне.
В общем, к воротам ангара клуба по вооружению я подходил в совершенно благостном настроении. Внутри, судя по всему, кипела жизнь.
НА АМСТЕРДАМ
Что-то сверлил (если я правильно определил манипуляцию по звуку) Пушкин. Он стоял в некотором отдалении, склонившись у станка над какой-то деталюхой. И наше с Хагеном явление совершенно игнорировал.
— Позови его, а?
Хаген деловито прошёлся через ангар и без лишних слов аккуратно похлопал секретаря кружка по плечу. Адские звуки стихли. Саша обернулся, приподнял прозрачную маску, прикрывающую лицо, и излишне громко спросил:
— Что случилось!
— Иди сюда, друг любезный, дело есть.
Пушкин с сожалением оторвался от станка и подошёл ближе:
— Срочное?
— Срочнее не бывает. Господа, поскольку вы теперь мой экипаж, мы с Хагеном приняли решение взять вас с собой в очень важную поездку. Дней на пять примерно.
— На пять? — Пушкин потёр бровь. — Это куда?
— В Амстердам, — с непроницаемым лицом ответил Хаген.
— Ого! А так разве можно? Раз — и поехал?
— А что такого? — удивился я. — Официально-то — никаких войн, границы открыты, торговля вовсю идёт. Под разрешением нашей транспортной компании пойдём, так что вы, господа, временно зачислены в штат. Скажем… техниками?
Пушкин прищурился:
— А что, это даже интересно! — Он таким же как Хаген манером подошёл к Швецу, который, похоже, совершенно не замечал наших перемещений и не слышал разговоров, чего-то колдуя над стендом, на котором висели чертежи «Пантеры». И где он их, интересно, достал? — Антоха! — Пушкин куда более бесцеремонно хлопнул председателя по плечу.
Тот вздрогнул и стянул увеличивающие очки на лоб:
— Господа? Что случилось?
— Мы едем в Амстердам! — объявил Пушкин.
— Куда? — Антон окончательно оторвался от стенда.
— В Амстердам. Столица Нидерландов, знаешь?
— Да знаю, конечно. Просто тут такая идея шикарная вырисовывается… — Он ткнул пальцем в чертёж. — Вот смотрите…
— Э-э-э, стоп! — рубанул я. — Этак мы тут до вечера встрянем! Собирайтесь, господа. У вас час времени, потом к проходной подъедет такси.
«Дельфин» через три часа в порту будет. Надо всё-таки небольшой люфт оставить. На случай непредвиденных обстоятельств.
— Что, ещё один шагоход в Нидерландах брать будете? — деловито поинтересовался Швец, вешая на крючок рабочий халат.
— Типун тебе на язык. Нахрена ещё-то один? Тут эти два не знаю куда пристроить. В Карлуке, на родине-то, у меня даже ангара под такую здоровую дуру ещё нет. Не построен. Думаю вот… Может, старый военный модульный купить? — Я сдвинул фуражку и почесал голову. — Должны же их списывать как-то?
— Это можно узнать. А сколько мы лететь будем?
Я прикинул:
— Ну где-то двое суток, может трое. В одну сторону.
Швец обрадовался и кивнул.
— Тогда я чертёжики с собой возьму. Прям в полёте на пару с Пушкиным и подумаем!..
Вот что с человеком увлеченность делает! Да и ладно, лишь бы на пользу!
* * *
Так что в