Девушка слегка поклонилась.
Иван нахмурился:
— Мне очень жаль. Я глубоко сочувствую погибшим и хотел бы поддержать их семьи. Я понимаю, что деньги не заменят людям близких, но хоть что-то… Дядя, — он посмотрел на императора, — я хотел бы пожертвовать треть моего годового содержания…
Андрей Фёдорович слегка кивнул:
— Соответствующие распоряжения будут отданы.
Гавайцы откланялись, а Витгенштейн с досадой стукнул кулаком по ладони:
— Если бы мы приехали не сюда! Не случилось бы…
— К сожалению, — император оглянулся на океан, — подтверждаются наши худшие предположения. Случилось бы. Есть основания полагать, Ваня, что ты каким-то образом подцепил что-то вроде метки или маячка. На тебя выскочили бы в любом другом месте, где недостаточно охраны, но можно собрать сотню-другую человек для одномоментного вытягивания их жизненной силы. Поэтому, по возвращении домой — немедленное и самое глубочайшее обследование. Нужно найти магический маячок. И уничтожить.
— А если, Ваше величество, снять и прицепить на какую-нибудь свинью? — тут же предложил Витгенштейн. — И устроить засаду на инков?
— Засаду на засадников? — усмехнулся император. — Дельное предложение.
Петя радостно расцвёл.
Император обвёл взглядом наш небольшой строй:
— Что ж, господа, надеюсь, вам не нужно объяснять, что мальчишник пора закруглять. Это мой вам отеческий совет.
Это, в общем-то, и так было понятно. Столько народу ироды положили — какое уж тут веселье.
Михаил украдкой вздохнул. Но император заметил:
— О чём вздыхаете, господин Дашков?
— Сожалею о несостоявшейся возможности посмотреть на местные вулканы, — честно ответил Михаил.
Император слегка выпятил губы:
— Что ж, вулканы — это можно.
По мановению руки государя в каждый экипаж был определён проводник. Оба они забрались в шагоходы с некоторым опасением. Император вытащил из кармана сплющенную золотую луковицу часов, отщёлкнул крышечку и отечески напутствовал нашу компанию:
— Ещё раз отечески прошу вас не шалить. Даю вам на ознакомление два часа. По машинам, господа. Время пошло. — и пропал. И «Архангелы» пропали.
— Господа, — восторженно сказал Пушкин, — а я в первый раз вживую императора так близко видел!
— Ну хоть для кого-то Петин мальчишник удался! — усмехнулся Серго, запрыгнул в «Святогора» и крикнул из люка: — До вулкана! Кто последний, тот индюк!
И мы со страшной скоростью полезли в кабины. И понеслись бодрой рысью. На перегонки!
Что сказать — островки-то действительно маленькие, на шагоходе и не разбежишься. В два счёта домчали.
Что могу сказать — впечатляет. И силища в этих лавовых котлах чувствуется безмерная. Больше всего, конечно, Дашков восхищался — я думал, он из люка выпадет. Но обошлось.
Специальный фотограф сделал наши снимки на фоне огнедышащих жерл, в компании разряженных шагоходов и сопровождающих в национальных нарядах. Фотокарточки обещали всем на дом доставить.
Хотел я названия этих вулканов запомнить, сколько проводников спрашивал — сплошной конфуз получается. Странный этот гавайский язык, совсем он мне чужим показался. Как будто с тобой немой разговаривает или только что язык прикусивший! Всё «у», «и» да «о». Для русского уха очень непривычно. Согласных почти нет, зацепиться не за что. Так и плюнул.
А через два часа нас там же, около вулканов, загрузили в имперский скорый и в обратный путь отправили.
ВСЁ-ТАКИ МАЛЬЧИШНИК
Петя был изрядно обескуражен.
— Такого, господа, я совершенно не ожидал.
— А следовало бы! — захохотал Сокол. — С нами же сам знаменитый Коршун, за которым по пятам следуют приключения и подвиги! А с кем поведёшься, от того и наберёшься!
— То есть это опять Илья свет Алексеевич виноват, да? — возмутился я. — Удобно, чо!
— Можно подумать, до знакомства с ним мы были паиньками, э! — поддержал меня Серго.
— Согласен, согласен, — сразу пошёл на попятный Иван, — планида наша такая, встревать в приключения. Так что, Петя, не расстраивайся. Давай, братец, хоть надерёмся как следует — проводим твою холостяцкую жизнь. Винища-то у нас ещё на два дня припасено!
И провожали мы от души, до такой степени, что я начал бояться, что усну за столом. И, должно быть, уснул — потому что привиделись мне цыгане и пляшущий медведь с бубном, а потом и огромный торт, из которого появилась наряженная под жар-птицу (а, честно скажем, в лоскутики) девица и принялась танцевать. Вот это был натурально эротический танец, куда там варьете! Ещё видел Серго с ножом, успел испугаться, что девчонку он таки прирежет — чего только во сне не привидится!
Проснулся в той же кают-компании на диванчике, скрюченный в три погибели. Напротив, за столом, положив голову на сложенные руки, спал Хаген. Остальные нашлись тут же, разбросанные как богатыри на картине «После битвы».
На соседнем диване сел совершенно мятый и лохматый Петя.
— Решительно нельзя столько пить! — сказал он и зашарил по карманам.
— Протрезвинку ищешь?
— М-гм.
— На, — я протянул ему бутылёк и сам выпил такой же.
— Ну и фантасмагория мне снилась! — Петя потёр затылок и вдруг тревожно на меня уставился: — А где Серго? И главное — где нож Серго?
— Боишься, что он её всё же зарезал? — спросил я и подумал, что звучит это абсурдно. Кого «её»-то?
— Ты тоже видел торт⁈ — возопил Петя. — Значит, он был⁈
— Ну что вы орёте, что орёте?.. — разбитым голосом откликнулся Серго из-за стола.
Я заглянул. Да, он спал на полу. Причём, в волчьем обличье.
— Жар-птица где? — с нотками паники потребовал ответа Витгенштейн. — Она жива вообще⁈
— Да жива, жива, о-о-ой-й-й… — простонал Дашков, ровнее садясь в кресле. — Она с Пушкиным ушла. Или со Швецом.
— Или с обоими, — буркнул из-под стола Серго. — Чего подорвались-то? Спите!
— Ну нет, — Дашков, хоть и держался за голову, по обыкновению взбодрился, — я в такой неудобной экспозиции больше не усну, да и голова… Господа, что там у вас было такое, поделитесь, а?
— Это Коршуновской матушки протрезвинка, — похвалил Петя мою алхимию, — лучше аптечных в сто раз!
В общем, какой уж сон. Все проснулись, завозились, начали лечиться. Откуда ни возьмись появился чай и торт (должно быть, вчерашний, жар-птицевый).
А вот кто заказал цыган и танцовщицу — так никто и не признался. Ну не может ведь быть, что император? Или