— Можно подумать, вы никогда не изменяли жене!
Вот это меня выбесило прямо сразу.
— Нет!!! — рявкнул я, оборачиваясь.
Хаген на чистых рефлексах свечкой взлетел в «Пантеру».
Вьюга наотмашь — тоже на рефлексах, наверное, — звезданула меня сосулиной! Которую Зверь успешно отбил! Ледыха разлетелась на сотню кусков, и один из них, с кулак размером, со звонким «дзын-н-н!» врезался в личный щит Вьюги прямо напротив её носа.
Княжна сморгнула:
— Успокойтесь, Коршунов! Тоже мне, институтка! Если для вас сложно переспать с несколькими женщинами, мы просто возьмём у вас несколько образцов спермы и проведём искусственное оплодотворение.
Ага! Как на Карлукской ферме зоотехник хрюш да бурёнок кроет! Из трубочки!
— Пошла ВО-О-О-ОН!!! — рявкнул я, поднимаясь на задние лапы.
И она убежала. Может, испугалась. Всё же, раззявленная над головой огромная пасть со светящимися клыками не способствует умиротворению. Может, за подмогой помчалась.
Потому я на атамана, через короткое время явившегося, так и вызверился.
Потом я метался по ангару, а Хаген пытался взывать к моему рассудку.
А потом пространство словно вспухло, и посреди ангара оказались трое: Белая Вьюга, император и… маманя.
— Ильюша! Ильюша! Живой! — мать бросилась ко мне, повисла на шее.
Я замер, хрипло дыша. Отстранил её. Спросил зло:
— Ну что, мама? Как вам новость, что сынка вашего, как хрячка племенного, на случку будут водить? В которую пальцем ткнут, ту и пользовать, покуда не понесёт, а? Список предъявляли, не менее чем из двадцати персон. Вон та вон цаца. Великая магиня! Сама Белая Вьюга так захотела, значит — спорить с ней не моги.
Мать потемнела лицом, обернулась к императору. А тот, словно не замечая этого всего, спросил:
— Что ж ты молчишь, Евдокия Максимовна? Ответь. Сын же спрашивает. Да и я присоединюсь: как тебе такая перспектива? Есть все шансы получить сразу двадцать внуков-медведей. Высших оборотней, м? Или… пятьдесят.
По его интонации как-то непонятно было, как он сам-то к этой истории относится. Однако мне почему-то резко стало спокойней, сердце молотом долбить перестало.
Белая Вьюга стояла, упрямо сжав губы, задрав нос, но глядя при этом ровно в пол.
Но матушку мою носозадирательством хрен испугаешь. Выпрямилась, руки этак вниз, сухонькие кулачки сжала:
— А то и скажу. Хорошо, когда в государстве сильные маги есть. А вот плохо, когда у сильных магов мозгов мало. — Щёки у княжны вспыхнули. — Ты для нас, государь — отец и надёжа, всем своим подданным защитник. А такому, чтоб соплюха невоспитанная детьми твоими как собачками играла — в жисть не бывать. Не поверю.
Княжна возмущённо вскинула глаза, с гневом уставилась на матушку, потом на государя — дескать: неужто спустит простой бабе эдакое поношение⁈ Государь посмотрел на неё в ответ, покивал:
— Согласен, случай вопиющий. Более того, в этом безобразии есть и доля моей вины. Значительная доля. Как же упустил-то я, сестрица, что ни родителей, ни воспитателей своих ты в грош не ставила… — Белая Вьюга поняла, что речь идёт о её дурном поведении и вытянулась лицом. — Моё, моё упущение, — продолжал император. — Что ж, нужно успевать исправлять, покуда ты вовсе границ не потеряла. Впрочем, это уж дело семейное, о том мы подробно наедине переговорим. — И так он это сказал, что мы с маманей оба поёжились, а Хаген вовсе в шагоходе замер, ровно мышь дохлая. — А вот перед Ильёй Коршуновым и перед матерью его изволь извиниться прямо сейчас.
Княжна побледнела, снова покраснела, побледнела… Пробормотала скороговоркой:
— Я прошу прощения…
Государь нахмурился. Показалось ли мне, или в ангаре лампы потускнели? Не, не показалось…
— Изволь. Извиниться. Как следует.
Воздух вокруг императора и магини, кажется, аж загустел.
Губы у Белой Вьюги задрожали:
— Я… искренне прошу прощения за свою глупую и недостойную выходку… Обещаю, что подобного больше не повторится!
Уж не знаю, последнее она нам сказала или государю, но дышать как будто стало легче.
Император кивнул, обернулся к нам:
— Евдокия Максимовна, Илья Алексеевич, я как старший родственник сей девицы и глава рода ещё раз приношу вам наши глубочайшие извинения. Княжна Смолянинова вас больше не побеспокоит. Надеюсь, извинения приняты?
Маманя покосилась на меня. Кивнула:
— Конечно, ваше величество.
— В таком случае я даю вам четверть часа, Евдокия Максимовна, чтобы вы могли пообщаться с сыном.
ВЫПЬЕМ, ХАГЕН! ГДЕ ЖЕ КРУЖКА?
На этом Император и Белая Вьюга исчезли, а маманя снова приникла к моей шкуре, плача и причитая что-то невнятное. Только и можно было разобрать, что «Ильюшенька» да «как же так», «а нам уж похоронка пришла». А я принюхался к её седоватой макушке, и таким родным повеяло, домашним… Оборотился обратно в человека, обнял её:
— Ну, не плачьте, не плачьте, маманя. Жив. Всё хорошо.
Хаген торопливо спускался из «Пантеры»:
— Чайник поставлю, фрайгерр Коршунов? Успеем чаем вашу матушку напоить.
— Давай.
Маман утёрла глаза, всмотрелась в моё лицо… Потом вдруг живо оглянулась:
— Как же вы тут? Железяки одни. Холодно!
Я шлёпнул себя в лоб:
— Ах я дурак! Возьмите-ка бушлат мой, накиньте!
— А ты⁈
— А у меня теперь с морозом особые отношения, — усмехнулся я. — Да вот, полость меховая. Садитесь, да сверху коленки вот так привернём. У нас-то брюки набивные, пуховые.
— Ну давай…
Матушка устроилась, взяла сухарик. Вскоре подоспел и чаёк.
— Ты хоть расскажи мне, сынок, как случилось-то?
Ах-х… пень горелый, не успел я рассказ-то сочинить нестрашный. Пришлось на ходу приглаживать.
— Ох, чую, врёшь ведь, Ильюшка! — проницательно покачала головой маманя и отхлебнула чайку. — Страшнее было, поди?
— Как на духу! — сделал честные глаза я.
И тут снова явился император. Мы повскакали с мест.
— Евдокия Максимовна, время. Не переживайте, скоро Пасха, увидитесь, наобщаетесь вдоволь.
Не успели они отбыть, как в ангар ввалились три князюшки, три весёлых друга.
— Явились, не запылились! — проворчал я. — И где вы были, когда меня тут чуть на принудительную случку не приспособили?
— Но-но-но! — возмутился Великий князь. — Ты сам думаешь — к кому атаман побежал, как увидел тебя в разобранном состоянии? Кто дядюшку оперативно вызвал?
— Господа, будете чай? — дипломатично предложил Хаген и вежливо прибавил: — Как же вы справились? Опять буран начался, связь плохая.
— О,