«Мама, подожди», Настя подняла глаза, в которых читалась недетская серьёзность. «Я должна записать. Здесь всё как в дневниках прадеда — счёт на секунды, чёткость действий, никакой паники.»
В коридоре снова послышались голоса — привезли ещё пострадавших. Мария видела, как дочь машинально отметила время в блокноте, совсем как настоящий врач.
«Знаешь», Настя вдруг произнесла тихо, «когда я делала презентацию о нашей семье, я думала это просто история. А сегодня… сегодня я поняла — это не прошлое. Это настоящее. И, наверное…»
Она не договорила, но Мария поняла. В этот момент, в этой экстренной ситуации, её дочь делала свой выбор. Не по традиции, не из-за семейного долга. А потому что иначе уже не могла.
Из операционной вышел Андрей Михайлович: «Первый этап завершён. Четверых стабилизировали.»
«Дедушка», Настя подошла к Андрею Михайловичу, «а правда, что в медсанбате тоже так было? Когда раненых привозили.»
«Да», он присел рядом, «только там ещё и обстрелы. Помню, отец рассказывал — однажды пришлось оперировать при свете керосиновой лампы, под бомбёжкой. Но принцип тот же — каждая секунда.»
«…это чья-то жизнь», закончила Настя. «Я теперь понимаю. Все эти протоколы, которые прадед писал, вся эта чёткость действий — это не просто инструкции.
Это…»
Из операционной донёсся голос Сергея: «Второй этап! Ковалев, на помощь!»
Настя машинально посмотрела на часы — прошло всего сорок минут с момента поступления первых пострадавших, а уже столько сделано. В её блокноте появилась новая запись: «40 минут — 6 человек стабилизированы. Папа начинает вторую операцию. Время критическое.»
«Знаешь что, дочка», Мария обняла её за плечи, «может, всё-таки домой? Саша волнуется.»
«Мам», Настя подняла глаза, в которых читалась решимость двенадцатилетнего человека, уже знающего свой путь, «я должна остаться. Не потому, что интересно. А потому что… это моё. Как будто я всегда знала, но именно сегодня поняла — понастоящему.»
Поздно вечером, когда все пострадавшие были стабилизированы, Сергей нашёл дочь в том же кабинете. Она сидела над блокнотом, где появилось множество записей — время, действия, решения.
«Ты всё записала», он присел рядом, усталый, но с особым светом в глазах — светом победы над бедой.
«Да», Настя протянула блокнот. «Смотри — совсем как в дневниках прадеда. Я даже схемы нарисовала, как распределялись врачи, как работали операционные.»
Сергей просматривал записи дочери — чёткие, подробные, с пониманием сути происходящего. Совсем не детские.
«Папа», она вдруг произнесла очень серьёзно, «помнишь, ты говорил — каждый сам выбирает свой путь? Я сегодня поняла — мой выбор уже сделан. Наверное, давно… Просто сегодня я это осознала».
В коридоре послышались шаги — Мария вела домой маленького Сашу, который, несмотря на поздний час, отказался уходить без папы и сестры.
«Настя!», он подбежал к ней. «А правда, что вы сегодня спасали людей? Как в войну?»
«Нет, малыш», она обняла брата. «Не как в войну. Просто беда приходит внезапно — и в горах, и на море, и в городе. И кто-то должен быть готов в любую секунду прийти на помощь.»
«Как папа?»
«Как папа. Как дедушка. Как прадед. И как я — когда вырасту».
Сергей смотрел на детей и думал о том, что династия — это не просто повторение профессии. Это передача особого понимания жизни, где каждая секунда может стать решающей для чьей-то судьбы.
Уже дома, укладывая детей спать, он услышал, как Саша шепчет сестре: «А я тоже буду спасать. Честное слово!»
«Конечно, будешь», улыбнулась Настя. «Потому что это не просто работа. Это…»
«Служение», закончил за неё отец, стоявший в дверях. «И время здесь всегда идёт на секунды».
За окном догорал декабрьский вечер 2024 года. А в доме Вишневских продолжалась история — история семьи, где любовь к людям и готовность служить передаются как самое главное наследство. И неважно — война или мир, горы или море, город или госпиталь. Главное — быть готовым в любую секунду встать между бедой и человеком.
Потому что время здесь всегда идёт на секунды. И это время измеряется спасёнными жизнями.