— Все же попытаюсь.
— Искусство разведчика в том и заключается, чтобы пробудить в человеке мотив для сотрудничества. Укрепить, развить его, договориться. Очень непростая цепь непредсказуемых событий. Тем более что приходится иметь дело с гражданином из другого мира, продуктом совсем иного воспитания. У него свои ценности. Как его повернуть в нашу сторону? Страшно нелегко, но тем интереснее.
— Но это же опасно: а если арест, высылка?
— Когда я работаю под дипломатической крышей, то рискую лишь тем, что меня вышибут из страны. Больше ничем. Но сама борьба с неизвестным — это для разведчика увлекательнейший процесс: познание новых людей, характеров, планов, намерений, суждений. Чем ваш потенциальный союзник дышит? Что его волнует, и против чего он восстает? Что нравится, а что вызывает протест? Это все — предмет изучения. А результаты исследования в конечном итоге определяют наш к нему подход — с чем подойти, что предложить и попросить.
— И все же у вас нет впечатления, что многие, с вами сотрудяжчающяе, быстро попадают под колпак? И за рубежом, и здесь, в России, постоянно происходят какие-то утечки, кого-то сдают перебежчики, невозвращенцы…
— Мы всегда находились под колпаком. И сейчас под ним же. Наша задача — из-под этого колпака выползти, и чтоб американцы не видели, что мы делаем. Поверьте, удается. Но, к великому сожалению, в стране нашей образовался обширнейший вербовочный контингент для иностранных разведок. Есть предатели, которые торгуют секретами из чисто вражеских соображений — в пику своим обидчикам, мстя кому-то. Есть и люди, которым надо кормить семьи, а торговать нечем, кроме того, что лежит на столе: бедолаги идут на крайние меры. Вот две категории, они и становятся добычей для иностранных разведок.
— В ваших славах слышится сочувствие.
— Какое сочувствие? Но среда для вербовки стала более благоприятной. Некоторые бедствуют. Довольно крупные инженеры, ученые-бедолаги. И они подчас сами ищут контакта с их разведкой.
— Есть еще одна теория: якобы провалы наших агентов и разведчиков за рубежом, особенно в Штатах и Англин, связаны с фантастическими дешифровальными машинами-компьютерами. Им, якобы, по силам быстро испробовать чуть не миллиарды вариантов я выдать расшифровку.
— Здесь слишком много дилетантизма. Данных о том, что они кого-то взяли, расшифровав наши коды, у меня нет.
— А когда бежали ваши сотрудники-шнфровальщики?
— Не совсем наши — военные из ГРУ. Попала к ним и обгоревшая кодовая книжка — финны передали.
— У Службы внешней разведки и ГРУ разные коды?
— Конечно. Совершенно разные. И терминология, и направления работы. Но мы целиком сменили все шифровальные системы на — я бы сказал — непробиваемые. Но вы правы в одном: идет борьба разведок. Такая же, как битва между броней и снарядом. И сражение это — вечное.
СЕКРЕТЫ ЧУЖИХ СЕКРЕТНЫХ СЛУЖБ
Пост, который занимал месье Пьер Марион, можно сравнить с должностью академика Примакова — шефа российской внешней разведки. На встречу со мною — тогда парижским корреспондентом «Комсомолки» — бывший генеральный директор секретной службы (ДЖСЕ) согласился без колебаний.
Мы виделись несколько раз — сначала где-то в кафе и в бюро Ассоциации иностранных журналистов, аккредитованных во Франции. Потом я пригласил интереснейшего собеседника к себе домой, где старина Марион наваливался на традиционные пельмени в исполнении моей жены Лены. Месье Пьер поражал меня несвойственной для французов стойкостью. Мог выпить за обедом бутылку «Столичной» и остаться абсолютно трезвым. Закалка была еще та, гвардейская.
Мы много болтали о всякой всячине. Марион, опять-таки не в пример своим соотечественникам, прекрасно говорил по-английски и замечал, что с кем, как не с русским корреспондентом, можно хорошенько поупражняться в беседе на нью-йоркском диалекте. Рассказывал о семействе. Частенько менял жен: видимо, во французской разведке за это не слишком карали и личных дел на собраниях не рассматривали. Супругами пару раз становились американки, и господин Марион шутя жаловался, что они были хороши лишь тем, что рожали ему детишек-французов. Мариону было уже за 60 с большим, когда он в очередной раз соединил свою судьбу с американкой — лет на 30 моложе его. К досаде экс-разведчика, бывшая манекенщица никак не могла принести ему нового поколения французских детишек, и Марион полушутя жаловался, что девочка для него слишком стара — лишь в два раза его моложе.
Месье Пьер здорово развеселил меня сразу же после августовского путча 1991 года. Я приехал в Париж из отпуска числа 23 августа и был моментально приглашен Марионом в шикарный ресторан, где с моим собеседником почтительно здоровались все, начиная от хозяина и кончая девчушками-уборщицами.
— Что же наделала ваша внешняя разведка, — сокрушался он. — Шебаршину (тогдашнему ее шефу — Н. Д.) надо было тут же дистанцироваться от Крючкова, выделить себя в независимую службу и не принимать на себя всех незаслуженных обвинений, которые на него обязательно посыплются.
Марион как в воду глядел: предугадал на 100 процентов дальнейшее развитие событий. И Служба российской внешней разведки выделилась в самостоятельную. Не с благословения ли бывшего начальника ДЖСЕ?
Но шутки шутками, а собеседник Марион был преинтереснейший. На вопросы отвечал решительно, непроизвольно перескакивая с французского на английский и обратно.
— Месье Марион, о секретных службах всегда и во все эпоха ходило немало разговоров. В коктейле легенд, домыслов, слухов любые компоненты — от ореола таинственной славы до полного развенчания.
— Это потому, что рассказывающие или пишущие о разведке почти ничего о ней обычно не знают.
— А некоторые считают, что скоро я узнавать будет нечего. Сближение, потепление, распад Варшавского договора…
— Вы совершенно точно заблуждаетесь. О роспуске ДЖСЕ, ЦРУ-нет и речи. Я бы сказал, происходит именно обратное. Секретные службы важны всегда, а сегодня они даже важнее обычного. В годы конфронтации, неясно-запутанных отношений основная роль на международной арене доверяется военным и дипломатам. А в период потеплений разведывательные службы как раз превращаются в принципиальных актеров. Потому что во времена детанта именно на них возлагается задача оказывать определенное влияние на зарубежные государства, где они работают. К КГБ это не