— Почему последний?
— Сейчас мы точно можем сказать… что можем сказать? — посмотрел на него Кондрат.
— Что он маньяк или, как ты говоришь, серийный убийца.
— Почему?
— Потому что он убил больше одной жертвы с характерным почерком через определённый промежуток времени. Хватит меня проверять, говори уже, что ты хочешь найти.
Кондрат вернулся к разглядыванию стелажей.
— Раз мы знаем, что он серийный убийца, то для него будут характерны общие черты для подобных людей. Обычно маньяки не начинают действовать сразу по строгому плану, — ответил он. — Изначально у них есть свои фантазии, которыми они живут, о которых размышляют. Они могут жить ими очень долго, не решаясь действовать, но потом происходит какой-то кризисный момент, триггер…
— Триггер?
— Стимул, который вызывает реакцию у человека, — пояснил Кондрат. — Происходит стимул, после которого маньяк срывается и убивает. Это может быть ссора, какие-нибудь стрессовые события, а может и спонтанное убийство по каким-либо причинам. Что-то происходит, и они решаются на активные действия.
Кондрат остановился около одной из папок, после чего вытащил её, пролистал и поставил обратно.
— Хочешь сказать, что их убийство будет хаотичным, а к первой жертве в доме явно подготовились, — произнёс Вайрин, поняв, к чему тот клонит.
— Именно. Ты ведь заметил? Он нашёл заброшенный дом, перетащил туда жертву, подготовил инструменты, чтобы полностью отдался своему делу. А потом начал экспериментировать, наслаждаться процессом уже более спокойно и взвешенно. Это не похоже на спонтанное убийство. Скорее, он уже точно знал что и как делать.
— Значит, должна быть ещё одна жертва, самая первая, — догадался Вайрин.
— Именно. Первое убийство чаще всего не спланировано и происходит импульсивно. Его будет легче всего отследить и попытаться найти всех, кто был так или иначе связан с ним, если найдём, конечно. Именно при первом убийстве маньяк менее осторожен, так как этот порыв спонтанен.
— И как его найти среди множества остальных? — поинтересовался Вайрин.
— По характерным чертам. Особой жестокости и вскрытии. А ещё всех маньяков есть период охлаждения, скажем так, — ответил Кондрат, не отрываясь от дела. — Они убили, получили эмоции, и этих воспоминаний хватает им на определённый промежуток времени. После этого они меркнут, и человека тянет вновь повторить те ощущения.
— Как наркотик.
— Верно. Как наркотик. И после первого раза требуется время, чтобы решиться на повторное преступление. Он боится, что его на этот раз раскроют, схватят. Да и ему хватает тех эмоций, что он испытал в первый раз. А потом всё равно желание берёт вверх, и он продолжает. Только теперь планирует преступление, разрабатывает план, готовится к возможным вариантам событий. Он становится осторожным. Отсюда можно примерно предположить, в каком временном отрезке могло произойти самое первое убийство.
— Слушай, а ты сам не маньяк случаем?
Кондрат оторвал взгляд от стеллажей и посмотрел на Вайрина. Тот выглядел серьёзным, но потом не сдержался и улыбнулся, пусть и пытался это скрыть.
— Если речь не касается отлова всевозможных преступников, то нет, не маньяк, — невозмутимо ответил Кондрат. — Нужно позвать ещё людей, чтобы они собрали все дела по убийствам с особой жестокостью. А нам пора двигаться дальше.
— Куда?
— Хочу посмотреть на места первого и второго убийств, — ответил Кондрат.
Вайрин кивнул и вскоре в архиве появилось пять человек, которые не очень довольные принялись шерстить документы. Кондрат тем временем покинул с Вайрином участок и, воспользовавшись служебным экипажем, направились на место первого преступления.
Проезжая по оживлёнными улицам, Вайрин неожиданно спросил:
— Помнишь, ты вчера сказал, что он хотел показать свои «художества» нам, для чего и оставил труп таким.
— Да?
— То есть он может действовать ради славы, верно?
— Допустим, — кивнул Кондрат.
— Но за месяц люди успевают позабыть о преступлении. Получается, что убийства ради славы должны происходить чаще, чтобы никто о них не забывал.
Вайрин верно мыслил. Уже ухватил суть. Однако он двигался чуть в другую сторону, и Кондрат его поправил.
— Сомневаюсь, что между тремя жертвами есть те, которых мы не знаем. Он выставляет тела, как результат своих действий, однако это отнюдь не значит, что он жаждет славы. В противном случае и другие тела мы бы нашли. Здесь, он, вероятно, хочет показать своё видение.
— Чего, стесняюсь спросить?
— А вот это мы и должны выяснить. Какую цель преследует. По крайней мере, как ты правильно заметил, такой период между жертвами слишком долгий для желания привлечь внимание.
— И ещё слишком равномерный, — заметил Вайрин. — Каждый месяц. Будто это действительно какой-то обряд, который он проводит каждый раз, не забывая показать всем, что он сделал.
Да, обряд…
Кондрат вспоминал тело, которое было подвешено на деревьях. Его можно было списать на жестокость, но рога… Зачем он приделал к ней рога? Просто так? Что-то Кондрат в этом очень сильно сомневался. Маньяки если что-то делают, то не просто так. Они следуют внутренним правилам, внутренним видениям и инстинктам, которые для них очень важны. Практически всегда любое убийство маньяком сводится к контролю над жертвой, один из сексуальных фетишей. А значит случайно они в этом случае ничего не оставляют.
Значит их план должен быть такой. Осмотреть места преступлений, после, если будет готов отчёт их патологоанатома, выслушать, а затем поискать человека, который разбирается во всяких обрядах и оккультных практиках.
А ещё очень важно найти людей, который умеют очень быстро зарисовывать. Фотоаппарат здесь ещё не изобрели, а значит нужен тот, кто быстро накидает рисунок мест преступлений. Кондрат как раз знал несколько человек, которые могли для этого подойти. Конечно, можно было бы попробовать сделать и фотоаппарат, однако он в душе не чаял что и как правильно там делать. Он, в конце концов, детектив, а не химик или изобретатель.
Очень скоро экипаж съехал с главных улиц и вырулили районы, где жили бедняки. Они косились в сторону проезжающего экипажа стражей правопорядка, а один раз какие-то мальчишки и вовсе бросили в них камень. Тот попал в борт, и следом послышалась брань извозчика, который всеми возможными карами распугал шпану.
— Вижу, вас здесь любят, — заметил Кондрат.
— У них здесь свой мир и своё правосудие, — ответил Вайрин, провожая детей взглядом. — Для них мы скорее помеха для жизни, чем защита. Хотя ещё мальчишкой я занимался той