О-о-о, лучше бы я этого не говорила.
Паутину Помеленция обметать не особенно умела, но она ужасно старалась. Видимо, реально в чулан к паукам обратно ей не хотелось. А трепалась она за четверых, причем вполне могла разыгрывать по ролям, виртуозно играя голосом.
Судя по тому, что она рассказывала – я выяснила, что у пауков в моем чулане организовано игорное заведение, в котором они играют во всякие запрещенные для честных разумных насекомых игры и соблазняют на это дело несчастные предметы быта – то есть мою швабру.
Короче…
Кажется, моя швабра торчала паукам из моего чулана денег.
Она даже заговорщицким тоном предлагала мне быстренько выпереть всю эту паучью колонию с их казино вон и была очень разочарована тем, что я не бросилась сию же секунду к ней прислушиваться.
Постепенно я привыкла к болтовне швабры примерно так же, как привыкла к вечно работающему бабулиному радио. Под неё даже веселее работалось – байки про жизнь леди Матильды она рассказывала увлекательнейшие, хотя я и глубоко сомневалась в их реальности.
Нет, я не сомневалась, что первая хозяйка этого дома была мудрая и великая, но вот что она один раз принимала у себя в гостевом доме целого ДРАКОНА – и не того, который в книжках про попаданок обращается в человека, а грандиозного такого дракона, который прилетал к Варосскому королю с деловым предложением насчет продажи золотых приисков.
Куда она все-таки положила этого дракона? И как обеспечила ему комфорт?
Буфет разбирался. Ведерко за ведерком, я вытащила столько мусора из той кучи, что скрывала ранее этот несчастный предмет мебели под собой, что хватило на четыре мешка, и еще немного сверху.
На мое счастье – наконец-то нагулялся Триш, пришел ко мне со свежим хлебом из булочной и безмерно обрадовался, увидев дрыхнущую в корзинке Вафлю.
— Вы догнали этого проныру, миледи?
— И догнала, и поработала над длиной его ушей, — философски покивала я, забрала у Триша сверток с хлебом и послала его и големов выносить мусор. Солнце было еще высоко, а значит, завязывать с работой мне было рано.
Наверное, дело бы двигалось быстрее, если бы я дотошно не исследовала каждую мелочь. Но я была верна себе, выворачивала каждую замызганную тряпку в поисках её карманов, простукивала донышки шкатулок, залитых чернилами, даже скомканные бумажки разворачивала, чтобы убедиться, что в них не завернуто вампирское колечко.
Помеленция сначала порхала под потолком – её фобия распространялась на «большие высоты», до потолка моей кухни она доставала спокойно, потом – покончив с паутиной и изгнанием всех неразумных пауков из моего дома, швабре было поручено заняться полом в углу у печи. Мы там уже все убрали, там было можно хотя бы подметать.
Помеленция ворчала.
Как можно – её, такой важный артефакт, заставлять соскребать золу с паркета. Да, благородный дубовый паркет. Да, в волшебном доме её хозяйки. Но все равно!
— В чулан пошлю, долги отрабатывать, — пригрозила я, наконец раскопавшая буфет настолько, что можно было не только его целиком рассмотреть, но и открыть дверцы.
Треп прекратился, кстати.
А чего, отличный робот-полотер, болтает только, но ничего, привыкнуть можно!
Видок у буфета был слегка потрепанный, но бодрый – ну, да, стекла в верхней части подзапылились, да и вообще лакировку надо было обновить, но даже с учетом этих мелких недостатков сей предмет мебели был весьма благородного вида – из темного дерева, с красивыми изящными ручками.
— Отмою и буду любоваться, — решила я и потянула на себя дверцы. Мне навстречу вылетела заспанная моль, перепутавшая буфет с гардеробом и спешившая побыстрее исправиться. В верхней части буфета, за стеклом от глаз случайных гостей кухни прятался клад. Натурально!
Хотя я не знала варосских фарфоровых заводов, но я знала их в нашем мире. Я видела фарфоровые сервизы эпохи поэтов серебряного века и я знаю, сколько антиквары были готовы отдать за чашечки Марины Цветаевой.
— О-о-о, личный сервиз леди Матильды, — благоговейно заохал Триш, вернувшись с мусорки на кухню. Я примерно в том же настроении по одной вынимала части сервиза из буфета, с интересом их рассматривая и выставляя на стол, поближе к раковине.
Было на что посмотреть, на самом деле. Мало того, что работа была искусная, фарфор был тончайший, его страшно было сжимать в пальцах, так еще и по белым стенкам чашечек, по идеально ровным кругам блюдец, на боках изящного чайничка для заварки цвели цветы. Синие. Натурально цвели, как живые, подрагивая на неведомом ветру, покачивая чашечками бутонов. Узоры точно были магическими.
— А по ночам они складывают лепестки, — сообщил мне Триш, все правильно понимая и вставая к раковине для мытья посуды.
А тут чего только не было – тонкие чашечки из белого фарфора, изящные блюдца, пузатая огромная супница для подачи супа на стол, вычурный чайничек для заварки чая. Потускневшие, но все равно красивые серебряные ножи и ложки…
Красотища. Ради неё, пожалуй, стоило повозиться с разгребанием этой авгиевой конюш… кухни.
Это был тот случай, когда мне, несмотря на мою крайнюю нужду в деньгах, не хотелось немедленно продать этот явно дорогой предмет антиквариата. Я еще подумаю. Может, и себе оставлю. Я не была из тех, кто плевался в сторону бабушкиных сервантов, забитых хрусталем. Посуда есть посуда, лишь бы была целая и время от времени попадала на стол. А эта была еще и очень красивая, несла в себе отпечаток прожитого времени. Кто знает. Может, когда-нибудь, я буду поить из этого сервиза... Питера Кравица, да!
Признаться, изначально имя моего потенциального партнера по чаепитию было иным, но об упырях, даже благородного происхождения, мы сегодня думать не будем! Хватит!
Вытащив сервиз, занимавший все верхние полки буфета, я задумчиво уставилась на его нижнюю часть. Тут были ящики. В них раньше прислуга, по словам Триша, хранила полотенца, но он не знал, не напихала ли сюда чего леди Улия, когда прятала свои «сокровищам» по всем углам.
Три ящика полотенец, пусть и пыльных, и нуждавшихся в стирке, для меня были заманчивее, чем три ящика хлама. Да и потом, день потихоньку клонился к закату, я уже начала уставать, и желудок подводило – за весь день кроме утреннего пирога в нем побывала только горбушка свежего каравая, которую принес Триш, да стакан молока. Я не любила работать на полный желудок.
Бросать буфет недоделанным мне не хотелось, но три ящика мусора для разборки вдохновляли меня и того