— К чему вы это, Константин Васильевич? — сощурился Андропов.
— Стране необходимы перемены, а проводить их нужно сверху и не откладывая в долгий ящик. Иначе — революция, как в приснопамятном 1917 году. Тогда ведь тоже общество закостенело, что вызывало недовольство масс. Но для реформ необходимо, чтобы во власти были люди инициативные и не зашоренные, не находящиеся под гнетом догм.
— Это вы так тонко намекаете, что руководство партии желательно сменить? — Андропов усмехнулся.
— Вам виднее, — пожал плечами Кир. — Но удивительно, что ключевые должности в стране занимают люди престарелые и, что того гораздо хуже, больные.[1] Нет сил работать — отойди и не мешай здоровым. Стране это пойдет на пользу.
— Чем вы нравитесь, Константин Васильевич, — сказал Андропов, — так это отсутствием страха перед начальством. Говорите, что думаете. Хочу вас успокоить: мне известно о настроениях в стране. Я не догматик. Мы начали реформы в экономике, пока что только в ряде отраслей. Если получим намеченные результаты, распространим их на другие. Обещаю, что подумаю над вашими словами. Эх, только б Запад не мешал! — вздохнул Андропов. — На оборону очень много тратим. И никуда не деться: вот Рейган объявил о стратегической оборонной инициативе. Это космические войны. Нам нужно отвечать, а это миллиарды.
— Забудьте вы про эту СОИ, — Кир улыбнулся. — Ничего у них не выйдет: ни через десять лет, ни через полвека. США только попусту потратят деньги.
— Уверены? — спросил Андропов.
— На тысячу процентов. Для того, чтобы забросить на орбиту платформы с противоракетным вооружением, нужны другие технологии. Их нет, и они так сразу не появятся. Прогресс не развивается скачками. Сначала микроэлектроника, создание искусственного интеллекта и только после этого можно подумать о космических противоракетах.
— А вдруг у них получится? — Андропов явно сомневался. — И они запустят свои платформы?
— Тогда собью их на хрен! — Кир засмеялся. — Мой корабль вооружен. Но можно сделать по-другому. Я подлечу, сожгу им электронику направленным излучением, после чего платформа превратится в неуправляемый кусок металла. Пусть в НАСА[2] мучаются, не понимая, почему исчезла связь с системой спутников.
— Гм, я об этом не подумал, — сказал Андропов. — Спасибо, Константин Васильевич.
— Пожалуйста. Зачем нам тратить миллиарды на глупую затею? Отдохните, я утомил вас разговорами.
Кир удалился в рубку, а Андропов прикрыл глаза. Заснул не сразу, размышляя над услышанным. Он очень странный, этот пришелец из Обитаемых миров. Только что похерил амбициозную программу США о СОИ, причем, как будто мимоходом. Тем самым сэкономив СССР огромные средства.[3] В распоряжении Советского Союза появился неучтенный фактор, который радикально изменяет расстановку сил в противостоянии общественных систем. «Как хорошо, что он на нашей стороне, — подумал Генеральный секретарь. — И что не рвется к власти — она ему не интересна. Да эту девочку, очаровавшую Чернуху, нужно лелеять, как фарфоровую статуэтку. Как мне сказали, он в ней души не чает, а, значит, будет защищать — как и страну, в которой его юная супруга родилась и живет. Нам повезло. Чернуха — человек неглупый, но, сам того не понимая, дал в руки мне оружие для смены власти в СССР. Это здоровье у меня, и его отсутствие у прочих. Чем я воспользуюсь…»
[1] Многие из членов Политбюро в описываемое время или приближались к семидесятилетнему возрасту, или перешагнули его. Например, в мае 1983 года в возрасте 84 (!) года умер член Политбюро А. Я. Пельше. При тогдашней медицине люди в этом возрасте считались дряхлыми старцами.
[2] Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства — независимое агентство федерального правительства США, находящееся в подчинении непосредственно президента США.
[3] Существует версия, что одной из причин развала СССР стали непосильные расходы на оборону в качестве ответа на программу СОИ.
Глава 15
15.
В дверь постучали. Гальперин сморщился: он не любил, когда ему с утра мешали собираться с мыслями. День ожидался трудным — предстояла сложная и необычная операция.
— Войдите! — с раздражением сказал профессор.
Дверь отворилась, и в кабинет зашел мужчина лет двадцати пяти, худощавый, одетый в джинсы и рубашку с коротким рукавом. Обут он был в сандалии на босу ногу.
— С добрым утром, Яков Самуилович! — сказал гость, встав за порогом. — Меня зовут Чернуха Константин Васильевич. В мединституте мне сказали, что вы хотели меня видеть. Вот и пришел.
Он улыбнулся. Гальперин мысленно вздохнул: беседа предстояла неприятной. И принесло же этого с утра!
— Проходите, Константин Васильевич, присаживайтесь, — профессор указал на стул у приставного столика. После того, как гость занял назначенное ему место, продолжил: — Ректор института показал мне странную бумагу из Минздрава. Его приказом предписывается выдать вам диплом об окончании мединститута. Но я что-то не припомню вас среди своих студентов и как председатель Государственной экзаменационной комиссии отказался подписать диплом, пока мне не предъявят документы о вашем обучении пускай не в нашем, но другом советском медицинском вузе.
— Нет документов, — гость развел руками. — Но я учился. За границей.
— Конкретно где? — спросил Гальперин.
— Увы, закрытая информация.
— И кто ее закрыл? — профессор усмехнулся.
— КГБ. Вас не предупредили?
— Нет, — вымолвил Гальперин, одновременно вспоминая, что ректор в разговоре о дипломе на что-то намекал, указывая пальцем в потолок, но профессор был тогда не в духе и, буркнув: «Ни за что не подпишу!», уехал в клинику. М-да, ссориться с Конторой глубокого бурения опасно, но ведь могли б нормально объяснить без этого дурацкого приказа? Вечером того же дня ректор позвонил ему по телефону и начал уговаривать, намекая, что за Чернухой стоят большие люди, с которыми не нужно ссориться. Тогда Гальперин заявил: «Пусть он хотя бы мне покажется — хочу взглянуть на это чудо!» И вот Чернуха показался…
— Интернатуру проходили? — спросил профессор.
— Конечно, — сообщил Чернуха.
— Специализация?
— Хирург.
— Самостоятельно оперировали?
— Неоднократно, — гость снова улыбнулся. — Яков Самуилович, мне понятны ваши сомнения. Предлагаю проверить мои знания здесь в клинике. Вы мне показываете пациентов, я их осматриваю, ставлю диагноз и, если доверите, могу прооперировать.
— Гм! — Гальперин на мгновение задумался. А почему б и нет? — Идемте! Халат вам выдадут…
Чернуху отвели в палату, где лежала самая проблемная больная. Пожилую женщину привезли сюда по направлению районной клиники, где врачи, увидав ее живот, схватились за головы. Он выпирал над ребрами как баскетбольный мяч, при этом сама пациентка была субтильного телосложения. В республиканской клинике ее обследовали и пришли к неутешительному выводу: в брюшной полости выросло новообразование громадных размеров. А вот что за опухоль, предстояло выяснить при операции, которая не ожидалась легкой.
Присев у койки пациентки, Чернуха стал с ней беседовать, расспрашивая о самочувствии и о симптомах проявления болезни. Вопросы задавал ей грамотные, правильные, что профессор сразу же отметил. Затем обследовал живот больной и, опять же, производя пальпацию весьма квалифицированно. «Не соврал, — определил Гальперин. — Он явно в клинике работал».
— Все будет хорошо, Клавдия Петровна, — сказал Чернуха пациентке перед тем, как удалиться из палаты. — Избавим вас от этого образования. Чик — и нету! — он улыбнулся женщине. — И будете опять здоровой.
— Хутчэй бы, дзетачка, — вздохнула пациентка. — Замучала мяне гэта хвароба.[1]
— Рентгеновский снимок делали? — спросил Чернуха у Гальперина в коридоре.
— Да, но толку… — профессор сморщился. — Там все закрыто опухолью и непонятно, какие органы поражены. Если поджелудочная и кишечник, то намучаемся.