Но, продолжал воевода, нынче след вёл в другую сторону, а потом и вовсе терялся, да так, что даже Хорту, опытному ловцу, оказалось не под силу его подобрать. Заимка была пуста, и, сколько он ни кружил по чаще, княжича ему найти не удалось.
Мстиша и без того в глубине души знала, что Хорт вернётся с пустыми руками, и поэтому теперь сидела в тёмных Ратмировых покоях, одинокая и никому не нужная. Она чувствовала, что её присутствие сделалось неудобным, ведь княжна являлась живым напоминанием того, кем на самом деле был её муж.
Только Векша оставалась рядом. Она приходила напомнить, что нужно есть и пить, она заставляла Мстиславу покидать выхоложенную горницу, чтобы сходить на поклон к Богине. Лишь Векша не теряла присутствия духа и улыбалась княжне, ободряя её и призывая верить в лучшее. Но когда нынче чернавка появилась на пороге, на ней не было лица. Впрочем, едва ли Мстиша была в состоянии это заметить.
— Госпожа, — нетвёрдо начала Векша, и Мстислава вздёрнула голову, замечая непривычную дрожь в голосе служанки.
— Что? Что стряслось? — сипло спросила она, всё больше хмурясь под напором нарастающей тревоги. — Вести от Хорта?
— Нет, — быстро замотала головой Векша. — Не от Хорта. Поутру я ходила на торжок, и ко мне подошёл… — Девушка замялась и опустила взгляд на свою руку, в которой было зажато что-то небольшое. — Вот. — Нехотя, она протянула Мстише ладонь с лежавшей на ней трубочкой.
Мстислава несколько раз моргнула, прежде чем взять бересту.
Векша не сводила глаз с княжны, пока та разворачивала крошечный свёрток, и заметила, как скорбное лицо озарилось сначала изумлением, а потом гневом. Но Векша была рада и тому. Она и не помнила последнего дня, когда бы видела на лице своей госпожи отражение хоть каких-нибудь чувств.
Казалось, что неведомое послание пробудило Мстишу ото сна, и краски стали постепенно возвращаться к бледному дотоле лицу. И вдруг негодование, застывшее на её челе, исчезло, точно княжну поразила новая мысль. Она медленно перевела взгляд на замершую в тревожном ожидании Векшу.
— Что ж, я приду, — спокойно проговорила Мстислава, и в прежде бесцветном голосе Векше наконец послышалась искра жизни. — Скажи ему, что я приду.
***
Мстиша могла беспрепятственно перемещаться по городу, пока её сопровождала служанка и приставленный к ним рында. Ратмир никогда не занимал при дворе по-настоящему значимого места — наследником князя являлся его старший брат, у которого уже подрастал сын. Даже если бы Ратмир не был младшим, все, и в первую очередь сам княжич, понимали, что хворь, как о его оборотничестве говорили в семье, являлась непреодолимым препятствием на пути к престолу. Поэтому если любой выход из терема жены Творимира был обставлен как торжественное и требующее исключительных мер событие, на Мстишины прогулки смотрели сквозь пальцы. Особенно теперь. Медынская княжна была немым укором, и каждый раз её появление воспринималось как молчаливое обвинение. Красивые заплаканные глаза спрашивали: «Где мой муж?», приказывали: «Найдите его!». Но поиски оставались бесплодными, а по относительному спокойствию Радонеги Мстиша поняла, что подобное случалось с Ратмиром не впервые. Если бы только княгиня знала про сожжённую рубашку…
Поэтому никто не обратил внимания, когда на следующий день Мстиша снова отправилась к святилищу Небесной Пряхи. Здесь было безопасно, а страдания молодой княжны не предназначались для посторонних глаз, и рында с Векшей послушно остались ждать при входе в рощу. Капище окружали огромные замшелые валуны, и Мстислава не удивилась, когда из-за одного из них появилась бесшумная тень.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга, и сердце Мстиши вопреки данному самой себе слову крепиться сжалось в сострадании. Не зря говорили люди, что после свадьбы прежний человек умирал — Сновид, её милый Сновид, с которыми они играли в горелки и тайком целовались под старой яблоней, умер. Нынче из-под складок глубокого куколя на Мстишу смотрели совсем иные глаза. Куда только девались озорные искры, которые она так любила? Куда пропала легкомысленная улыбка? Откуда взялись эти мелкие морщины, эти изжелта-синие круги под глазами? И всё же, осунувшийся и истерзанный потаённой мукой, это был Сновид, её Сновид, и Мстислава еле сдержала просящийся на уста вскрик. Она сцепила руки в замок, чтобы не поддаться искушению старых привычек, и напомнила себе: это он оставил её одну. Это он сначала подговорил Мстишу бежать, а потом не нашёл в себе смелости дойти до конца.
— Здравствуй, Мстишенька, — заискивающе начал боярин, и в его глазах блеснула болезненная надежда, заставившая княжну внутренне подобраться.
— Что ты здесь делаешь? — насколько могла холодно спросила она.
Едва ли Сновид ожидал радушного приёма, но она никогда не говорила с ним так, и Мстише пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пожалеть боярина, когда он еле заметно вздрогнул.
— Я всё знаю. Все знают! — захлебнулся шёпотом Сновид. — Он обернулся волком и пропал в лесу. Я пришёл за тобой, Мстиша. Я пришёл спасти тебя от него!
Тусклые глаза Сновида разгорались лихорадочным огнём, и Мстиславе стало не по себе.
— Откуда…
— Я приехал в Зазимье на твою свадьбу, — перебил её боярин. — Я видел тебя, видел вас… — Он замолчал и стиснул пальцы в кулак, стараясь успокоиться. — Я не мог уехать и оставался в городе, точно предчувствовал. Я всегда говорил тебе, что моё сердце — вещун.
Мстиша поморщилась.
— Где было твоё сердце, когда я ждала тебя?
Помутившийся разумом Сновид вызывал смесь сострадания и презрения, но рана давно отболела, и нынче Мстиша лишь хотела утвердить своё положение. Ему не удастся ни разжалобить её, ни уж тем более заставить почувствовать себя виноватой.
Сновид вскинулся, и против воли сердце Мстиславы кольнуло. Глаза боярина говорили о том, что свою долю мучений он получил сполна. Но это не давало ему права разрушить Мстишино счастье.
Впрочем, она разрушила его собственными руками.
— Пустое, — отмахнулась княжна. — Значит, ты остался, чтобы следить за мной.
— Мстиша! — воскликнул Сновид, пытаясь взять её ладонь в свою, но она спокойно отвела руку в сторону.
Мстислава сама не понимала, откуда в ней было столько хладнокровия, но на человека, которого она некогда любила больше жизни, княжна нынче смотрела лишь как на средство достижения своей единственной цели. Должно быть, она становилась такой же, как Радонега.
— Где же твоя жена? Ты её тоже бросил?
Желваки