Тем же днём я покинул госпиталь, расположенный в пригороде Минска. Никогда не любил больниц с их запахом лекарств и вымытых с хлоркой полов. Хотя, признаться, в этом лечебном заведении ничего подобного не было — улыбчивый персонал, особенно медсестрички, никаких жутких плакатов с описаниями болезней, фикусов по углам. Да в воду для мытья полов они добавляли что-то приятно пахнущее. Но всё это не отменяло осознания того, что я нахожусь в больничной палате с «аквариумом» в углу.
Погода понемногу менялась и менялась в не лучшую сторону. Ветер крепчал, нагоняя с северо-запада тяжелые облака.
У главного входа меня ждал кортеж из трёх транспортных средств, центральный из которых был комфортабельным лимузином. Водитель в строгом костюме, который никак ее скрывал военной выправки, открыл мне дверь.
— Неважно выглядите, ваша светлость, — услышал я, залезая в салон лимузина. — Похудели, синяки под глазами.
— Я тоже рад тебя видеть, Снежана, — улыбнулся я прохладному тону адъютанта. — Твоя прямота все такая же прямая, а холодность по-прежнему холодная.
— Сочту это за комплимент, ваша светлость.
Снежана выглядела, как всегда, восхитительно. В этот раз она была в строгом деловом образе — юбка-карандаш, женственный приталенный пиджак, сшитый так, чтобы максимально подчеркнуть женственные формы. Пуговицы белоснежной блузки были слегка в натяг. И это, чёрт возьми, притягивало взгляд! На руках элегантные кожаные перчатки. Странно, на улице было довольно тепло.
Устроившись поудобней, я с трудом перевёл глаза на её лицо и улыбнулся максимально теплой улыбкой.
— Довольно меня жалеть! Я самостоятельно передвигаюсь, хожу в уборную и даже сам сбрил многодневную щетину. Так что жги, засыпай меня свежими новостями.
— Нужно было заказать для вас специальный орден «За бытовые нужды», ваша светлость, — улыбнулась Снежана. — Но новостей и впрямь предостаточно. Начну, пожалуй, с самой важной…
Она взяла лежащий радом кожаный портфель, на полсекунды приложила большой палец к медной пряжке и только потом открыла. Затем отточенным движением достала конверт и протянула мне.
— Это письмо передал ваш отец, князь Басманов-Астафьев. Оно адресовано только вам и написано от руки. Ваш отец образец классического воспитания и невероятных манер, — в последней фразе Снежаны мне почудился намёк на восхищение.
— Обычно принято навещать близких, попавших в больничные палаты, — ответил я, принимая конверт.
— Он прибыл сразу же, как только вас доставили в Минск. И пробыл там до момента, как пропала угроза вашей жизни.
— Правда? — удивился я. Мне до сих пор было непривычно, что у меня вдруг объявился отец. Впрочем, это у меня он вдруг объявился, а Максима Басманова-Астафьева он был уже давно. Много-много лет. — Не знал.
Конверт был из дорогой, бархатистой бумаги кремового цвета, запечатанный сургучом, да ещё и с оттиском фамильного герба.
— Вот уж классика, так классика… — я бережно провёл пальцами по печати.
— Да, смотрится благородно, как и полагается старинному аристократическому роду, ваша светлость.
— Продолжай.
— Но если этой печати коснётся посторонний, например я, то нервнопаралитический токсин попал бы в мой организм через кожу. С летальным исходом, само собой.
При словах о посторонних я чуть было не одёрнул руку, ещё один раз, когда мой адъютант сказал о смертоносном токсине. Ведь я чужак в чужом теле, хотя время от времени забываю об этом. Сразу вспомнилось тестирование в резиденции Дома в Горном Алтае… Надеюсь, что Снежане в моём поведении ничего не показалось странным.
— Хорошо, что я княжич Басманов Астафьев! — чуть нервно усмехнулся я. — И моей жизни не угрожают никакие отравленные печати с писем!
От небольшого усилия печать сломалась и в моих руках оказался лист бумаги, аккуратно сложенный вдвое. Плотная, белая и очень приятная на ощупь. Должно быть писать на такой одно удовольствие!
Мне вдруг стало совсем неуютно, ведь это письмо, по сути, чужого человека, предназначающееся не мне. Не просто тайна переписки, а нечто по-настоящему интимное, не предназначенное для посторонних глаз.
Но волею судеб письмо оказалось у меня. Что ж, значит будем читать, деваться то некуда.
Я развернул письмо. Красивый каллиграфически выверенный почерк, без единой помарочки, каждая буква имеет одинаковый наклон. Читать одно удовольствие!
' Дорогой сын!
К моему великому сожалению я не могу дождаться, пока ты придёшь в сознание. Доктора заверили меня, что твое состояние стабилизировалось и жизни ничего не угрожает. Только после этого я смог покинуть госпиталь в Минске и отправиться по делам. Уверен, что быстро пойдёшь на поправку, ведь ты Басманов-Астафьев, потомок древнего рода, чьи корни мощнее и глубже, чем даже у самого Императора!'
Вот так новости! Я перевёл дух. Значит всё что наговорил мне «дядюшка» имеет под собой основания…
' Мне стоит поблагодарить тебя, ведь тебе пришлось рисковать жизнью ради восстановления чести и благополучия нашего Дома. Твои жертвы оказались ненапрасными — Его Величество возобновил действия всех ранее приостановленных контрактов и подрядов. Однако за время простоя многие логистические цепочки оказались разорванными, а часть наших компаньонов менее надёжными, чем мне бы хотелось.
В связи с этими обстоятельствами я и твой старший брат отбываем на неопределённый срок. Андрей отбывает на Европу, мне же предстоит куда более опасное путешествие.
Надеюсь, что к нашему возвращению ты полностью восстановишься. А пока мы все переживаем за тебя, даже Андрей.
Обнимаю! Твою любящий отец.'
И красивая, витиеватая подпись, от которой так и веяло аристократическим духом.
Я сложил письмо обратно в конверт и спрятал во внутренний карман пиджака.
— Есть какие-нибудь новости от князя или моего старшего брата? — спросил я у Снежаны.
— Ваш старший брат всё ещё в полёте на Европу, но находится на связи и управляет делами Дома с борта корабля. Это не очень удобно из-за временного лага, но вполне осуществимо.
— Князь?
— От вашего отца пока вестей не было, ваша светлость.
— Держи меня в курсе.
— Будет исполнено.
Некоторое время я в задумчивости смотрел на проносящийся за окном пейзаж. Бескрайние поля сменялись яблоневыми и вишневыми садами. Красиво, но несколько однообразно. Заморосил мелкий противный дождь. Я потер глаза, отгоняя дремоту.
— Что там дальше?
— Его императорское величество приглашает вас на аудиенцию, как только будет позволять здоровье.
— Приглашение, обязательное к исполнению, — невесело ухмыльнулся я. — Согласуй с секретарём, что я прибуду в Петроград на аудиенцию через неделю.
— Вам показано два месяца покоя, — строго сказала Снежана.
— Да я сума сойду от