Chikos(исп) — мальчишки, ребята, парни етс.
Хуан тут же закинул карабин за спину, хлестнул лошадь и радостно завопил, скрываясь в тучах пыли:
— Панчо, за мной!
Панчо замешкался, но тут же поскакал следом, чихая и стараясь придерживать карабин, чтобы не бил по спине. Едва устроив железяку, он вдруг понял, что в обход они не успеют, и заорал Хуану:
— Стой! Стой!
— Чего тебе? — слегка притормозил и дал нагнать себя напарник.
— В обход не успеем, надо наперерез!
— Там же федералы… — оторопел Хуан.
— Проскочим у них под носом!
— Если нас убьют, мы не выполним приказ! — продолжал цепляться Хуан.
— А если мы поскачем в обход, убьют людей Фьерро!
— А пушки?
— Никто не будет стрелять по двум всадникам! — настоял Панчо.
Хуан несколько побледнел, но кивнул и повернул лошадь в сторону распадка.
Справа от них вовсю грохотал бой, с противным вжиком высоко над головой пролетали шрапнельные пули. В центре равнины, над Азуфростой, поднимался столб черного дыма, но федералы крепко держались за стенами миссии Пресвятой Девы Гваделупской, отбивая одну атаку за другой и выкашивая вильистов пулеметами и орудиями.
На поле перед поселком кучами грязного тряпья здесь и там валялись убитые, между ними вспухали фонтанчики пыли, выбитые шальными пулями. Ветерок мотал над равниной пороховую гарь, запахи горячего металла, густеющей на солнце крови и конского пота.
Насчет пушек Панчо не ошибся, в них никто не целился, но скакавшим вдоль атакующих цепей мальчишкам досталось немало перелетов. После каждого взрыва Панчо зажмуривался и открывал глаза только после того, как проходило удивление — надо же, еще жив! Как он ни храбрился, но чем дальше, тем больше наползал страх, ужасно хотелось развернуть коня и кинуться в тыл. Но он не мог потерять лицо перед Хуаном, который отставал, и его приходилось понукать и подбадривать. Панчо держался в седле, убеждая себя, что происходящее вокруг просто страшный сон, что грохот снарядов только чудится, что еще одно мгновение — и он проснется если не в своей кровати в Чиуауа, то на попоне в тыловом лагере.
Они проскочили, несмотря на оглушительную пальбу в их сторону, и перехватили колонну Фьерро как раз на середине распадка, откуда до позиций федералов оставалось не больше двух километров.
По взмаху руки полковника шедшие короткой рысью кавалеристы прибавили ходу и уже через пять минут разворачивались широкой лавой за неготовой позицией засуетившихся федералов. Сквозь ряды конников к полковнику протиснулся худой паренек в дырявой широкополой шляпе, с висевшей на груди медной трубой.
— Давай, Мануэлито! — хищно оскалил зубы Фьерро, выдергивая винтовку из седельной кобуры.
Горнист, ровесник Панчо и Хуана, вдохнул полной грудью и приложил медь к острому индейскому лицу…
Резкий металлический скрежет на секунду перекрыл и стрельбу, и звуки пушек. Некоторые перекрестились, некоторые закусили ремешки шляп или фуражек, но все тронули коней шпорами и двумя шеренгами двинулись вперед, привставая в стременах.
Сердце Панчо ухнуло вниз, оставив в груди звенящую пустоту, но он, не обращая внимания на страх, вместе со всеми послал лошадь вперед.
— В атаку! — скомандовал горнисту полковник.
Снова проскрежетала труба, всадники переходили на галоп под звон сбруи и грохот копыт. Эскадроны понеслись вперед под нарастающий крик:
— ¡Viva Villa! ¡Viva Villa!
¡Viva Villa!(исп.) — Да здравствует Вилья!
Навстречу ударил одинокий пулемет, до слабых позиций федералов оставалось несколько сотен метров, над головой оранжевыми облачками разорвалась шрапнель. Какофония атаки разрасталась, в нее вплелись ржание лошадей, винтовочные и пистолетные выстрелы, крики раненых и умирающих.
Снаряд угодил прямо в центр строя, выбив Фьерро из седла. Он по инерции пролетел вперед, пробежал несколько шагов и упал в пыль, но тут же вскочил и запрыгнул на подведенную другим бойцом лошадь.
— За мной! За мной! — контуженный, но живой полковник размахивал карабином, увлекая своих людей в атаку.
Панчо мчался следом, со злорадством заметив, что федералы дрогнули и обратились в бегство, те же, кто не побежал, падали один за другим под градом выстрелов.
— ¡Viva Villa! — заорал Панчо, воздев вверх винтовку.
Но поддержали его бойцы или нет, уже не услышал. Из-под копыт в небо ударил столб огня, лошадь засеклась, грянулась оземь и следом кубарем свалился Панчо. Пыль забила рот и нос, последнее, что он увидел потухающим взглядом — месиво из крови, кишок и костей, в которое превратилась его лошадь.
Он валялся на санитарной повозке, когда через два дня его нашел посыльный из штаба и передал приказ — немедленно явиться. Панчо с трудом встал и с помощью посыльного добрел через лагерь к стоявшему на путях составу.
К нему сгоняли взятых после очередного боя федералов — по преимуществу, молодых крестьян, которых загребли по мобилизации. Причем воинская повинность действовала избирательно — большинство сдали в армию их хозяева-латифундисты, избавляясь от «ленивых», «строптивых» или «слишком умных». Покрытых копотью и пылью солдат обыскивали и отталкивали к таким же, и они смиренно сбивались в кучу, как стадо овец, понемногу успокаиваясь и усаживаясь на землю. В стороне лежали и стонали раненые, некоторые уже кончились.
Чуть поодаль под винтовками часовых собрали сельских конных полицейских «руралес» и офицеров в некогда синей униформе.
Окно вагона со скрипом опустилось вниз, и генерал отдал короткий приказ:
— Руралес перевешать, офицеров расстрелять.
После чего Вилья выбросил наружу обглоданный маисовый початок, заметил Панчо и сделал приглашающий жест.
Черт его знает, у кого генерал Вилья подрезал салон-вагон, но Панчо, еще слабый после контузии, покачнулся: роскошь буквально ударила его по глазам. Темно-зеленые бархатные портьеры на окнах и темно-зеленая бархатная обивка стен и диванов, золотые кисти и золоченая мебель, хрустальная люстра на потолке и хрустальные бокалы на столе…
Там же стоял видавший виды медный котелок с вареной кукурузой.
— Почему ты не выполнил приказ?
— Мы доставили сообщение, как и было приказано! — слабо возразил Панчо.
Генерал раздул ноздри:
— Шутить со мной вздумал, щенок?
Обалдевший от такого приема Панчо только открыл рот, чтобы оправдаться и рассказать подробности, но генерал вскочил, схватил его за руку и оттащил в угол, подальше от сидевших за столом соратников.
— Не смей мне врать или будешь кормить ворон, как эти! — он злобно махнул рукой в сторону окна, за которым к перекладине деревянной башни водокачки уже пристраивали петли из толстой веревки.
Панчо собрался с тающими силами и твердо ответил:
— Прошу справиться у полковника Фьерро, мы доставили сообщение, и я был с