Как Фома неверующий не поверил в раны Христа, даже вложив в них персты, так наше общество и руководители не верят в наши страдания и раны…
Приграничные ждут ваших решений, дорогие наши руководители всех ветвей власти. И от этих решений зависит так много… Не ошибитесь.
Вечер, пала относительная прохлада…
— Скорее закрывай окна! Опять вонь от канифольного цеха и дым! А горит где?
— Говорят, что в Таволжанке пожар в сосновом бору от обстрелов. Знакомые жалуются, что не могут вызвать пожарников: звонили 112, а там: «Согласно обстановке тушить распоряжения не было…» Вот и ждут, чем кончится, может, на их дом перекинется…
17 июля. Кошмар всё продолжается. В шею ранен мужчина, повреждены семь домов, четыре автомобиля… У нас в Шебекино в центре пылает частный дом. На тротуаре осколки дорогой облицовочной плитки от только недавно отреставрированных домов… Вот и причитают шебекинские паблики:
— Бедный мой город, несчастные и беззащитные люди!
…На этот момент уже трое раненых, пострадало 3 многоквартирных дома, два частных, в одном из которых сгорел гараж вместе с автомобилем. Также повреждены коммерческий и социальный объекты, 3 автомобиля и линии электро— и газоснабжения. Поэтому в некоторых районах нет электричества.
В Муроме дроном совершенно разрушен дом…
Кажется, что эти дроны ВСУ используют для реалити-шоу, что их операторы пресытились компьютерными «стрелялками» и переключились на живых людей… чтобы убивать. В Курской области, в самом центре Тёткино один такой выродок преследовал дроном восемнадцатилетнюю девушку на велосипеде, пока не сбросил заряд. А «скорая помощь» не получила разрешение на срочный выезд… обстановка, собака её бери! Как металлические осы, дроны в Тёткино уже ужалили пятерых, сбросили заряд на дом…
Помощи!
Защиты!
Кричат комменты:
— К сожалению, приграничные зоны никто не слышит и не видит умышленно. Любые границы были, есть и будут во все времена живым щитом…
— Посмотрите на наших шебекинцев открытыми глазами, никто не уезжает из города на свой страх и риск, люди ездят на работу, ходят в магазины за продуктами, ходят в больницу и т. д., и каждый из этих людей выходит из дома со словами «доехать бы с Богом до места». Почему мы должны так жить?
— Почему мы должны бросать свои дома и имущество на произвол судьбы?
Ну что я могу сказать себе самой для поддержания духа?
Только одно:
Когда я собирала и редактировала мемуары моего родного деда Михаила Павловича Пичугина о том, как он в пятьдесят лет пошёл на Великую Отечественную войну, как был комиссаром полевого госпиталя подо Ржевом, как попал в плен и концлагерь, но не сдался и бил врага, на какие муки были обречены и пленённые наши солдаты, и жители оккупированных фашистами областей нашей страны, как издевались оккупанты над нашим мирным населением… Далеко нам до тех мук, которые перенесли наши деды. Дай Бог нам, приграничным, чтобы той мерой нам не было отмерено, чтобы не испытать на себе ту степень нищеты и лишений, отчаяния и безнадёжности, тех невообразимых, немыслимых потерь, что видели наши предки… Однако тогда страна выстояла, поднялась из пепла и руин, смогли люди найти в себе силы переступить через личное горе и думать о будущем их детей в непокорённой стране победителей фашизма! Вдохни в нас Бог их силу духа, тогда и мы выстоим в этот тёмный час нового наката на нас, русских, детей Великой России!
«Поступил вопрос об охране имущества, которое находится в квартирах, — все адреса, где есть повреждения на первых этажах или в частных домовладениях, в которых никто не проживает, уже включены в маршруты патрулирования ОМВД». (Владимир Жданов.)
20–22 июля
Полдень, 20 июля, едем с мужем по делам через район маслозавода. Въезжаем во дворы блочных пятиэтажек позднего СССР, нам надо обогнуть вот этот дом…
Что такое?
Пожилой тероборонщик в камуфляже загораживает нам путь:
— Сюда нельзя, обождите или объезжайте.
— Почему?
— Сейчас будем подрывать кассетные боеприпасы, тут во дворах их много нашли.
— А посмотреть можно?
— В принципе, тут безопасно, смотрите.
Я выскакиваю из машины, становлюсь рядом с тероборонщиком, жду…
В отдалении молодой сапёр в полной выкладке и с автоматом напряжённо всматривается куда-то в бурьяны возле видавшего виды забора в глубине двора.
— Там эти «колокольчики» собрали в кучу, ждём, когда огонь по шнуру дойдёт, — со знанием дела говорит мой собеседник.
А я думаю:
— «Колокольчики», да? «По ком звонит колокол?» Этот вопрос задал нам ещё Эрнест Хемингуэй, кумир молодёжи 70-х годов прошлого, 20 столетия. Тот самый неисправимый романтик горькой жизни. Тот, кто дал людям почувствовать безбрежность океана, морскую соль, въевшуюся в поры, злой жар солнца, немыслимую жажду и отчаяние поединка старика и огромной рыбы-тунца. Кто донёс до нас кислый запах пороха, дал увидеть грязь и кровь на запёкшихся губах отчаявшегося солдата, взрыв, фонтан земли, упокоившей и простившей…
— Так по ком ты звонишь сегодня, колокол?
По беспечным мальчишкам и внимательно-удивлённым девчушкам, нашедшим в траве родного двора нечто притягательное и интересное? К тебе протягивают они ручонки, чтобы взяться за твою вызывающе-белую ленту, радуясь тебе за секунду до взрыва, превращающего весь мир в ад…
По вечно спешащим по своим делам взрослым моего города? Привычно проходящим знакомыми тротуарами и тропками, не обращающим внимания на такого маленького тебя, таящего внутри свернувшуюся змею вселенского изумления и боли, горьких сожалений и инвалидности, изменяющей жизнь навсегда.
Молочные реки, бетонные берега. В Шебекино молочные реки текут
По молодым до слёз солдатам-сапёрам? Тем, которые сначала так строго и внимательно придерживаются инструкций, аккуратно, по одному переносят тебя в указанное место, а потом, осмелев и узнав, что взрывается не каждая кассета, начинают брать помногу. И однажды сапёр набирает вас полные руки. И рушится небо, резкий удар, пламя, кровь, солдат корчится на земле, зажимая уцелевшей кистью руки запястье другой, теперь оканчивающейся кровоточащей костью…
Это не беллетристика, это правда. Это случилось у нас, случилось вчера, вот