Известно 931 послание Толстого Черткову, включая телеграммы. Для издания их с комментариями потребовалось пять томов – свыше 175 печатных листов. Чертков писал Толстому еще чаще, и в большинстве это были многостраничные письма.
Первое появление Черткова, казалось, не предвещало семье никакой опасности.
«Блестящий конногвардеец, в каске с двуглавым орлом, красавец собой, сын богатейшей и знатной семьи, Владимир Григорьевич приехал к Толстому сказать ему, что он разделяет вполне его взгляды и навсегда хочет посвятить им свою жизнь, – вспоминал сын Толстого Лев. – В начале своего знакомства с нашей семьей Чертков был обворожителен. Он был всеми любим. Я был с ним близок и на “ты”».
На самом деле, впервые отправляясь к Толстому, Чертков мало знал о его взглядах, еще не читал его философских произведений – только художественные. Первая их встреча произошла в Хамовниках.
В присутствии защитника Севастополя Чертков стал говорить о своем отрицательном отношении к военной службе. Толстой «в ответ стал мне читать из лежавшей на его столе рукописи “В чем моя вера?”», вспоминал Чертков. Он признавался, что «почувствовал такую радость от сознания того, что период моего духовного одиночества наконец прекратился, что, погруженный в мои собственные размышления, я не мог следить за дальнейшими отрывками, которые он мне читал, и очнулся только тогда, когда, дочитав последние строки своей книги, он особенно отчетливо произнес слова подписи: “Лев Толстой”».
Чертков был гораздо моложе Толстого, но имел похожий жизненный опыт. Он тоже был помещиком и офицером. Он стоял выше Толстого на социальной лестнице. Он родился не только в знатной, но и в богатой семье. Мать, Елизавета Ивановна Черткова, урожденная Чернышёва-Кругликова, имела влияние в аристократических кругах. Ее дядя, граф Захар Чернышев, декабрист, был сослан в Сибирь. Ее тетка Александра (Александрина) была замужем за другим декабристом, Никитой Муравьевым, и последовала за мужем в ссылку. На первом придворном балу Елизаветы Чертковой Николай I задал юной красавице испытующий вопрос о ее дяде. Она смело ответила, что сохраняет к нему самое сердечное отношение. С тех пор ее уважали при дворе. Но когда ей предложили сделаться статс-дамой, она отказалась. Она была истой христианкой, последовательницей модного английского проповедника лорда Редстока. Мужа ее сестры Александры, полковника гвардии Пашкова, она познакомила с Редстоком и, таким образом, содействовала возникновению в России секты пашковцев[30].
Елизавета Ивановна обожала сына. Другие сыновья, Гриша и Михаил, рано умерли, и Володя стал единственным кумиром родителей. Отец, Григорий Иванович Чертков, служил флигель-адъютантом при Николае I и генерал-адъютантом при Александре II. Он командовал полком, а потом дивизией и был автором широко распространявшейся в войсках «Солдатской памятки». После гангрены и ампутации обеих ног последние десять лет жизни Г. И. Чертков возглавлял Комитет по устройству и образованию войск. Его родная сестра Елена была замужем за графом Петром Андреевичем Шуваловым, знаменитым консервативным идеологом и деятелем эпохи Александра II, а брат Михаил служил наказным атаманом Войска Донского, а затем киевским и варшавским генерал-губернатором.
Детство младшего Черткова было счастливым. Он был обожаем не только родителями, но и няньками и гувернерами. Юношей он был очень красив – стройный, на голову выше других, с большими серыми глазами. Он был остроумен, имел мягкий, но звучный голос и заразительный смех. Он был правдив и порой даже слишком прямолинеен. Его кошелек всегда был к услугам товарищей. Став гвардейским офицером, он кутил, играл в карты и рулетку, заводил содержанок…
Но в обязанности гвардейских офицеров входило дежурство в солдатских госпиталях. В 1877 году (тогда же, когда начался духовный переворот Толстого) Чертков вдруг испытал потрясение при виде умирающего солдата, с которым они вслух читали Евангелие. С этого момента он не мог жить, как раньше. С ним произошло то же самое, что и с Толстым, только в молодом возрасте.
В этом было преимущество Черткова перед Толстым, которому тот по-хорошему завидовал. Духовный переворот случился с Чертковым, когда ему было 23 года. Он был молод, бодр душой, энергичен. Толстому же в начале переворота исполнилось 50 лет, и он не мог быть уверенным, что проживет до глубокой старости. Он был готов умереть в любой день и даже в начале восьмидесятых годов хотел умереть. Появление Черткова было для него как знамение. Он решил, что его мысли и дело не умрут вместе с ним.
Но в этом же была и слабость Черткова перед Толстым. Толстой пришел к своим идеям в итоге долгого и трудного жизненного опыта. Он испытал сиротство, занятия университетской наукой, военную службу на Кавказе и в Крыму, писательские радости и огорчения, заботы о сельском хозяйстве и, наконец, семейную жизнь. Его новые взгляды не были результатом одного случайного потрясения, как это было с Чертковым. Чертков был тепличным растением. В детстве – обожание близких, домашнее образование (не дай бог в общей школе заболеет!), вольная служба в гвардии.
Толстой пришел к своей религии через молодой атеизм. Религиозное чувство вызревало, когда он был под пулями и рядом гибли тысячи людей. Когда на его руках умирал старший брат, умирали его и Софьи Андреевны дети. Это требовалось как-то объяснить, как-то оправдать. Иначе жизнь становилась бессмысленной. А Чертков воспитывался в очень религиозной атмосфере. Его мать была убежденной сектанткой. В основе проповедей лорда Редстока лежала мысль об искуплении кровью Иисуса грехов человеческих. Это было абсолютно чуждо религиозным взглядам Толстого, но зато очень близко и понятно той аристократической среде, в которой лорд проповедовал. Хотя сам он был человек непростой.
Как и Толстой, Редсток принимал участие в Крымской войне, только с другой стороны. На войне он радикально пересмотрел свои взгляды на христианство. Вернувшись в Англию, унаследовал титул барона, но через десять лет раздал имущество бедным и занялся миссионерской деятельностью в Европе и Индии. В 1874 году приехал в Санкт-Петербург и стал пользоваться огромной популярностью в великосветских кругах. Его последователями были княгиня Наталья Федоровна Ливен и ее сестра княгиня Вера Федоровна Гагарина, графы Алексей Павлович Бобринский и Модест Модестович Корф и др. В это время Толстой как раз писал «Анну Каренину». Исследователи романа предполагают, что прообразом великосветского кружка Лидии Ивановны (созвучно с Елизаветой Ивановной Чертковой) был кружок, организованный Редстоком в Петербурге, а сам лорд выведен в романе под именем сэра Джона. Если это так, то ироническое отношение писателя к Редстоку и «редстокисткам» возникло еще до его духовного кризиса. И тогда становится особенно понятно, почему Елизавета Ивановна была категорически против сближения сына с Толстым и считала, что тот отнял у нее сына.
«Я глубоко убеждена и вижу из Евангелия, что всякий, не признающий Воскресшего Спасителя, пропитан этим духом, и так как из одного источника не может течь сладкая и горькая вода, я