В тот момент я понял, что мне настал конец, понял, что еще мгновение, и мы с Хольмом будем мертвы, и последний шанс остановить гибель мира будет упущен, понял, что прежде чем я успею дотянуться до этой панели, до этих проводов, Мандалл настигнет меня. Но как раз в тот момент, когда Мандалл бросился в мою сторону, я увидел кое-что еще, что заставило меня безумно вскрикнуть. Я увидел, как Хольм, только что сбитый с ног, рванулся вверх в последнем диком порыве, как раз в тот момент, когда Мандалл отвернулся от него, увидел, как он, несмотря на связанные лодыжки, одним быстрым движением бросился на Мандалла и опрокинул его назад, к краю поляны, к деревьям-монстрам, чьи мириады щупалец тянулись к нему!
Мандалл издал дикий вопль, когда бесчисленные щупальца обвились вокруг него; я видел, как они быстро подняли его, как другие щупальца протянулись, чтобы обхватить его, а затем его потянуло вниз и скрыло из виду в покрытой щупальцами массе деревьев-монстров, и его безумные крики внезапно прекратились! Я увидел, как Хольм, пошатываясь и спотыкаясь, направился ко мне, и затем, когда мой разум снова помутился, а силы окончательно покинули меня, я последним усилием потянулся вверх и вперед, схватился за провода, тянущиеся вниз из огромной черной панели передо мной, и с величайшим усилием, призвав на помощь остатки стремительно убывающих сил, оторвал их от ярко полыхнувшей панели. Затем я осознал, что рев огромной шахты внезапно прекратился, что Хольм все еще, качаясь, бредёт в мою сторону, и затем темнота беспамятства вновь охватила меня.
5
Когда мы с Хольмом вышли из бетонного здания, остановившись у его двери, на западе снова угасал закат. Я проснулся только утром, и за нескольких часов того дня мы с Холмом полностью разрушили ужасные механизмы, находившиеся на горной вершине, разрушили динамо-машины и панель управления и спустились в глубины шахты, чтобы разрушить тамошние огромные излучатели. Теперь, когда мы вышли из здания в неизменное великолепие заката, мы некоторое время молча простояли в тишине, казалось, окутавшей весь мир, и просто смотрели по сторонам.
Перед нами склонились побуревшие, мертвые и иссохшие огромные древесные чудовища, которых рука Мандалла напустила на мир и которые стали причиной смерти самого Мандалла. Побуревшие, мертвые и иссохшие… их неподвижные щупальца безвольно повисли – мертвые и увядшие, как и все те растительные орды, образовавшиеся по всей Земле; мертвые и увядшие, как предсказывал сам Мандалл, описывая прекращение грандиозных выбросов газообразных соединений из шахты; мертвые и увядшие, как и любые растения, умирающие и засыхающие, если лишить их корней, поддерживающих в них жизнь, и при этом остановить поток газообразных соединений и элементов, освободивших их от потребности в корнях.
За этими побуревшими, мертвыми, чудовищными тварями мы с Хольмом увидели далеко внизу сельскую местность, купающуюся в лучах заката, переходящего в сумерки; увидели далеко внизу, на склонах горы, бурые, неподвижные кучи, кучи мёртвых растений, лежащие повсюду, и мы знали, что по всей Земле изменённые и не успевшие полностью измениться растения тоже будут лежать мертвыми; я знал, что ужас, столь необъяснимо обрушившийся на земные народы, так же необъяснимо исчезает, и что к небу тут же поднимается радостный крик мира, спасённого в момент смерти.
– Погибель Мандалла, – произнёс Хольм, окидывая взглядом далекие горы и долины. – Погибель Мандалла – и, несомненно, она почти поглотила мир.
Но мой взгляд был прикован к бурым мертвым монстрам, лежавшим перед нами.
– Да, погибель Мандалла, – сказал я.
Мы снова замолчали, стоя там, в сгущающихся сумерках, а потом молча пошли сквозь засохшие деревья к краю вершины, переваливали через край и спустились по склону, вниз, к безмолвной деревне, лежавшей далеко внизу, спустились к миру. Ночная тьма быстро окутывала нас, белые точки звёзд мерцали то тут, то там, в небе над нами. Но мы неуклонно шагали вперед, вниз, по склону огромной горы, вершина которой мрачно возвышалась позади нас, и ее громада вырисовывалась черным пятном на фоне усыпанного звездами черного неба.