– Нет… Но мой отец долгое время жил в Карелии…
– Жаль, – не стал дослушивать Сергей Леонидович. – Думал, вы подскажете, что значит загадочное «пгу».
– Я местная, – вмешалась Астахова. – Но такой аббревиатуры не слышала. Может, Малеев имел в виду ПетрГУ?
– Университет?
– Да, – кивнула Астахова. – Петрозаводский государственный университет. Тогда слова Малеева о том, что нужно написать в приемную Сен-Жермену, имеют смысл.
Она поджала губы, покосившись на Оксану.
Та стояла, опустив глаза. Сердце отсчитывало удары.
Герман действительно напал на след. Где бы он ни был сейчас, ему удалось получить наводку на настоящего убийцу. На человека, который уводит детей в Лес и с которым был знаком несчастный Дима Малеев.
Оксана неосознанным жестом раскатала ватный шарик в ладонях, снова и снова счищая кровь.
– Умойтесь, – велел Сергей Леонидович. – И, если успокоились, собирайте вещи.
– Вы не арестуете меня?
Мужчина поддёрнул очки на переносице.
– Мы ведь договорились, что это была трагическая случайность, – терпеливо сказал он. – Малеев вырезал глаза собственной матери и собирался убить её, а когда случился проблеск сознания, ужаснулся содеянному и нанёс себе рану, не совместимую с жизнью. Вы только послужили катализатором, Оксана. Вы не виноваты, любой на вашем месте не сдержался бы, если речь зашла бы о его ребёнке.
– Да, – повторила она, – любой бы поступил так же. Простите…
Продолжая сжимать телефон, она на негнущихся ногах направилась в ванную комнату. Казалось, спину внимательно сверлят две пары глаз.
Начальник Германа не нравился Оксане.
У него было приятное лицо и мягкий голос, он вытащил Оксану из Лесной чащи, где она сгинула бы, окончательно увязнув в безвременье и где на её костях свили бы гнезда зыбочники, и всё же он не нравился ей.
Было в нём что-то не настоящее, как в страшном человеке из детства. Словно под добродушной маской скрывался кто-то ещё. Кто-то, изо всех сил пытающийся прикинуться человеком, но от человека неизмеримо далёкий – инопланетный слизень в чужой коже.
Она мотнула головой, подставляя лицо и ладони под тёплую воду. Потом, опомнившись, вернулась к двери и закрылась на щеколду.
Мысли кружились тяжёлые, как стаи зыбочников, жалили не в щёки – прямо в мозг.
Она убила Диму Малеева. Убила, что бы ни говорил Сергей Леонидович. Оксана видела осуждающий взгляд Астаховой, который полицейская не могла или не желала прятать. Будь её воля – она бы вменила Оксане по меньшей мере убийство по неосторожности, и это было бы законно и правильно.
Подавив рвущиеся из горла рыдания, Оксана глотала воду, отплёвывалась, тёрла глаза, стараясь не встречаться взглядом с собственным отражением: казалось, посмотри она в зеркало – увидела бы окровавленную звериную морду.
– Он заслужил, – прошептала вслух.
Слова показались злыми, но Оксана повторила их снова, на этот раз громче:
– Он заслужил смерть! Сделать такое с собственной матерью… с сестрой… с Альбиной…
Дима сказал, что отвёл бы к белоглазому человеку новых детей. Что, если благодаря Оксане удалось предупредить новые смерти?
– Он заслужил! – повторила в третий раз.
Теперь голос звучал уверено, жёстко.
Плюхнувшись на опущенный стульчак, Оксана подключилась к вай-фаю. Официальный сайт нашелся сразу – Петрозаводский государственный университет. Новости. Информация для абитуриентов. Контакты.
Открыв вкладку, Оксана долго гипнотизировала электронный адрес. Мучительно ломило в затылке, грудь сдавливало от нехватки воздуха, а может, это распирала изнутри нарождающаяся сила, которой Оксана ещё не могла подобрать названия.
Дима Малеев сказал, что отдал сестру в обмен на собственную жизнь.
«Когда я отдал Аню, я стал другим», – так он сказал.
Скопировав адрес, Оксана вставила его в адресную строку. Пальцы сами собой заскользили по клавиатуре, набирая текст.
«Он спросил: хочу ли я увидеть что-то волшебное? Я сказал, что хочу. И тогда он показал Лес…»
Оксана тоже видела его, когда ей было всего лишь три года. Человек с кукольными глазами увёл её с детской площадки, чтобы показать мёртвую лису, и Лес распахнул перед девочкой свою ненасытную утробу. Кто увидит – того вывернет наизнанку, и он уже никогда не станет прежним.
«Он обещал, я буду жить вечно…»
В памяти кротко улыбалась Альбина. Фломастеры скрипели, прорисовывая алую грудь снегиря.
Чтобы приобрести что-то – надо что-то отдать взамен. Кровь за кровь, око за око, жизнь за жизнь.
В строке «Тема» Оксана написала «Господину Сен-Жермену». Затем, не колеблясь, нажала кнопку отправки.
Сразу же пиликнуло входящее сообщение.
Дрожащими пальцами Оксана открыла письмо, но увидела только слово «Получено».
Вздохнув, удалила оба письма, отправленное и входящее, в корзину. Спрятала телефон в карман и тщательно умылась холодной водой, после чего вернулась в комнату.
– Извините за задержку, – сказала, на ходу собирая волосы в хвост. – Я готова.
Она не стала спрашивать, когда уезжают. И без того было понятно, что в Медвежьегорск нужно вернуться прямо сейчас.
Глава 32
Без прощения
– Мара-Морана, Богиня-Мать! Повелительница Луны, спящего моря и зелёной Земли, из тебя всё произошло и в тебя же вернётся. Благослови любовью своей, надели силой своей, направь руку властью своей. Приношу эту жертву во славу твою, защити наш дом и наш род во благо. Да будет так, да будет так…
Молитва звенела, насыщала воздух вибрациями чужого отчаяния – как долго Мара не слышала этих слов, как истосковалась по их плотной, осязаемой силе.
Когда-то она уже слышала этот голос.
Тогда Мара разливала гороховый суп на семьдесят вечно недовольных, ноющих, мерзких детей, и лагерная кухня раздвинулась, пропуская фосфоресцирующее свечение Леса – в нём обозначились неясные силуэты женщины, держащей на вытянутых руках младенца. Он надрывался плачем, но звуки тонули в грохоте подземных барабанов, и спящая звериная сущность шевельнулась, почуяв добычу.
Это был мальчик. Женщины всегда отдавали в жертву мальчиков, чтобы защитить дочерей – от болезней, насилия, тяжёлых родов, неудачного замужества. Всех горестей, которые приносили мужчины. И тех, кого не защищал ни закон, ни новый патриархальный бог, защищала Великая Медведица.
Близость невинной крови опьяняла, молитва дурманила рассудок, и руки Мары затряслись. Кастрюля накренилась, плеснув горячей жижей на руки подавшего тарелку подростка.
Крик отрезвил.
Мару уволили со скандалом, но случай замяли, и она снова сумела выкарабкаться, удержав и без того шаткое положение в недружелюбном и холодном человеческом мире.
Молитва осталась без ответа.
Теперь просящая лежала навзничь, повернув к Маре стеклянные пуговицы в глазницах. Израненное лицо казалось в сумерках куском освежеванного мяса.
– При… шла, – простонала женщина.
Мара припала