Она украдкой промокнула глаза. Оксана готова была провалиться сквозь землю – горе витало в воздухе физически ощутимым туманом.
– Соболезную вашей потере, – сочувствующе произнес Герман. – Но давайте вернёмся на кухню, нужно заполнить бланк. Работа…
Он развёл руками.
Оксана, было, потянулась следом, но Герман её осадил:
– Оксана Олеговна, пока осмотрите комнату Дмитрия. Вы ведь позволите, Ирина Михайловна?
– Да, пожалуйста, – рассеянно отозвалась та. – Только не трогайте ничего. Я недавно Диме ноутбук купила. Хороший, как раз для учебы. У него там всё под паролем.
– Не трону, – пообещала Оксана. – Спасибо вам.
Слова прозвучали искренне. Что-то в этой женщине трогало её. Оксана вспомнила разговор с матерью погибшей девочки в полицейском участке, вспомнила собственное детство без отца. Тогда ей не нужны были ни куклы, ни ноутбуки – она хотела, чтобы папа вернулся и жил с мамой одной семьёй, как раньше. У мальчика с непослушной чёлкой исчез не только отец, но и сестра. Каково ему было расти с призраком девочки за плечом?
Выключатель щёлкнул, озарив комнату тёплым светом. Слева от окна стояла наспех заправленная кровать, на стуле лежали джинсы, письменный стол оказался завален учебниками и заставлен фигурками аниме. На крышке ноутбука тоже были анимешные наклейки – его Оксана трогать не стала. Всё её внимание приковала противоположная стена.
Обоев не было видно за плотным ковром газетных вырезок, школьных грамот и фотографий. С них на Оксану смотрела уже знакомая девочка с длинными светлыми волосами. Вот она совсем маленькая, на трёхколесном велосипеде, смеётся над чем-то. Вот стоит в пушистой шапке среди сугробов. Вот она же с букетом лилий в нарядном платьице – первоклассница. Вот с братом сидит на каруселях. А на последнем фото она копия своего портрета с ориентировок. Такая же ориентировка в оранжевой рамке висела в самом низу, чёрным жирным шрифтом значилось её имя, возраст, особые приметы – сердце Оксаны ёкнуло, такая же ориентировка могла бы появиться и на Альбину. Могла бы – если бы остались хоть какие-то упоминания о ней.
Пол под фотографиями был завален плюшевыми игрушками и старыми куклами. Стоял знакомый по фото трёхколесный велосипед.
Мемориал пропавшей девочки. Овеществлённое горе.
Оксана прижалась спиной к стене. Голова плыла, дышать становилось трудно, будто воздух в комнате стал гуще и тяжелее.
– Герман… – слабо позвала она.
Под холмиком из игрушек лежало что-то ещё. Что-то, отражающее тусклый потолочный свет и поблескивающее красным полиэстером – куртка с разодранным рукавом.
– Герман!
Оксана застонала, сползая по стенке вниз.
Перевертень вбежал в комнату и так же, как сама Оксана, застыл на пороге. Его глаза полыхнули жёлтым пламенем.
– Это память об Анечке, – послышался голос Ирины Михайловны. – Всё, что после неё осталось. Когда Дима подрос, я хотела убрать все фотографии и игрушки, но Дима не дал. Сказал, что тоже хочет сохранить о сестре память. Они с Аней были очень близки…
– Там, – прошептала Оксана. – Куртка!
Герман опомнился, шагнул к стене. Хозяйка подалась следом, заламывая руки, умоляя:
– Не трогайте! Прошу вас! Дима будет очень недоволен! Вы не имеет права трогать!
– Я не стану, – сказал Герман, и в его голосе Оксана уловила лёд. – Достаньте сами. Ту красную куртку.
– Это Анины вещи, – сказала женщина, дрожащими руками выгребая куртку из-под завала. – Она была в ней в день пропажи. Всё, что от неё осталось. Она до сих пор пахнет Анечкой!
Герман прижал куртку к носу. Глаза у Ирины Михайловны стали круглыми от испуга.
– Почему рукав разодран? – осведомился альбинос.
– Я не хочу об этом думать!
– Такая же куртка была у пропавшей недавно девочки. Альбина Воронцова. Вам знакомо это имя? Мы нашли только обрывок ткани с рукава. Уверен, что, если приложить его сюда, ткань подойдет совершенно точно!
– Отдайте! – женщина рванула куртку на себя. Из кармана шлёпнулся свернутый пакетик с чем-то темным, рассыпчатым. Оксана машинально подняла его, уловив смутно знакомый травянистый запах.
Хлопнула, открываясь и закрываясь, входная дверь.
– Мама? Ты дома?
Оксана подняла увлажнившиеся глаза, глядя на возникшего в дверном проёме подростка.
– Димочка! – ахнула Ирина Михайловна. – Тебя уже выпустили из детской комнаты?
– Откуда? – переспросил Димон и перевел тяжёлый взгляд с Германа на Оксану. – Кто эти люди, мама? Я ведь сколько раз говорил тебе никому не открывать и никого не впускать!
– Но твой новый социальный педагог сказала…
– У нас нет новых социальных педагогов! – отрезал Димон, сжимая и разжимая кулаки. – И я не знаю, кто эти люди и что им надо, но они не из школы и не из полиции!
– Они расспрашивали об Анечке…
– Ах вот как!
Димон шагнул навстречу Герману, на его скулах играли желваки.
– Мы всё объясним.
– Нечего объяснять! Мама, эти люди, наверное, журналисты! Из тех, кто рад поживиться на чужом горе! Сначала они расспрашивали меня, потом каким-то образом получили наш адрес. Прошло столько лет – а вы никак не успокоитесь?! Пошли вон!
– Я уполномочен проводить расследование в установленных законом рамках, – Герман выудил фальшивое удостоверение.
– Мне срать на твою туфту! Забирай свою шалаву и вали!
– Твоя сестра была найдена мёртвой в районе Медвежьегорска! – Герман тоже повысил голос. – Ей всё так же двенадцать лет. Не знаете, как такое могло произойти?
– Замолчите! – Ирина Михайловна сжала ладонями голову. – Это неправда! Неправда! Это не она!
– Эту куртку должны были изъять как вещественное доказательство! У нас пропадают дети! Вам известно такое имя, как Альбина Воронцова? А Наташа Захарова? Нет? Что ж, вас всё равно должны были вызвать на опознание тела! Повесткой или по телефону! Но вы ещё здесь! Почему?
– Не было никакой повестки! Никто не звонил!
Оксана заметила, как заюлили глаза подростка. Стиснув зубы, он откинул со лба упрямо лезущую в глаза чёлку.
– Уходите, – тяжело дыша, сказала Ирина Михайловна. – Или я вызову полицию и скажу, что вы угрожали мне и моему сыну.
Их взгляды пересеклись. Оксана взяла Германа за руку.
– Идём. Пожалуйста.
Он дёрнул уголком рта.
– Хорошо. В таком случае, Ирина Михайловна, мы действительно пришлём вам повестку и очень скоро.
Сжав Оксанины пальцы, Герман