Происходящее начинало меня раздражать. Как был в легком пальто и сменных больничных тапочках, полученных у Китагавы на входе вместо ботинок, не предназначенных для улицы, я выскочил через окно вслед за беглянкой. Удивительно легко и ловко для человека моей комплекции. Свернул за угол и, едва перестал ощущать цепкий взгляд Китагавы, восстановил в памяти то состояние, когда тот другой Макото выпускал наружу лиса. Нечасто он это делал, но забыть подобное невозможно.
Несколько секунд и мир вокруг меня раскрасился запахами, какие убогий человеческий нос различить не способен. Лисьи следы на снегу я видел столь же отчетливо, как ошибки в финансовой отчетности.
Кажется, это первый раз, когда я осознанно сменил облик, окончательно закрыв вопрос с тем, кто я такой. Я – кицунэ. Лис-обманщик. Мистическое существо. Ёкай. Но быть Ниидой Макото, скромным бухгалтером, который любит сладкое, это мне по-прежнему никак не мешает. Вспоминая события в горах, в день оползня, я практически уверен, что и тогда неосознанно переменил ипостась, но воспринял это как должное и, можно сказать, ничего не понял, отдавшись инстинктам. Сейчас же я все знал и осознавал.
А вон там под снегом нора и в ней кто-то шевелится. Нет, нырять за мелким грызуном я не буду! Не для того я пошел на риск. Все, что мне надо – бежать. Прямо по следам. От беглянки и правда пахнет травами, подходящими для мощного снотворного. Но, видать, не так часто Китагава с кицунэ дело имеет, раз не учла особенности нашей двойной физиологии. На нас и яды не то, чтобы хорошо действуют. Не то, что всего лишь сонный отвар.
Главный урок Амацу-но-Маэ об оборотничестве в том, что нужно помнить, кто ты, знать, что ты человек, временно сменивший форму. Не лис, которому интересно, что там за сухим деревом и куда убежал заяц, дорожку следов которого я пересек, а именно хомо сапиенс сапиенс, разумное существо, не идущее на поводу у животных инстинктов. Спасибо тебе, Амацу-сенсей, этот недостойный ученик запомнил твои уроки.
И тебе, Акира-сенсей, также спасибо. Ориентироваться в лесу, находясь в звериной шкуре, меня… то есть не совсем меня, а другого Макото, именно рыжая девушка учила. У нее к тому особенный талант. И игра в догонялки – одна из тех, что лучше всего подходят для проворных лисьих тел. Сколько раз мы… то есть другой Макото с Акирой вот так вот бегали наперегонки? И я бы не сказал, что тот, кого я стал называть темным попутчиком, часто проигрывал. Он всегда был хитрее. Умел воспользоваться особенностями местности и внезапно выскочить наперерез, щелкнув зубами на белом кончике хвоста.
Вот и я сейчас, прочитав следы, понял, что Кагами направляется в сторону овражка, который так запросто не перескочить и обежал его вокруг, зайдя с другого направления и вышел ей навстречу с надветренной стороны.
Ну, привет, матушка. Ни разу не виделись. Самая обычная лиса, так бы сказал. Не ослепительно яркая красавица, как Акира. Не древняя и могучая, как Амацу-сенсей. Просто лиса, vulpes vulpes japonica, немного худая, даже слегка тощая. Правда, хвост у нее в какой-то момент так стеганул по сторонам, что мне показалось, будто натрое поделился.
Замерли друг напротив друга. Кажется, она совершенно не ожидала меня тут встретить. Превращение, как всегда, прошло незаметно. Миг и вместо ошарашенного зверя на меня смотрит женщина лет пятидесяти в розовой курточке, присевшая на корточки. Не назвал бы ее красавицей. Будучи лисом, я очень хорошо вижу в темноте и внешность разглядел во всех подробностях. Типичная “серая мышка”, если для представителей вида охотников на грызунов такое не будет оскорблением. Лет пятидесяти. Волосы средней длины стянуты в короткий хвостик на затылке. Сильнее всего внешность портит затравленный взгляд.
– Вы ведь не из храма? – нервно сглотнула Кагами под моим внимательным звериным взором, сама она смотрит мне за спину. Не иначе как хвосты считает. Сам не знаю, сколько их у меня и важно ли это вообще. Скорее всего один, я же по меркам кицунэ даже не подросток, а почти младенец, наверное.
Я молча смотрел на нее, тем самым особенным взглядом, каким Акира и Амацу-сенсей передавали смыслы без слов. И в глазах моих читалось отчетливое “ГОВОРИ”. Совсем необязательно быть лисицей, чтобы понять. Любой бы догадался, что мне нужно от женщины. Не знаю пока, как к ней относиться. Причин для теплых чувств к ней нет, но мудрая Китагава-сан ведь не зря попросила дать ей объясниться до того, как судить. Вот, это ее шанс.
В глазах Кагами вдруг застыл немой испуг. За кого она меня вообще приняла? Не за своего сына ведь? В этом случае ожидалась совсем иная реакция. Я просто сидел на снегу и смотрел, не спеша становиться обратно самом собой. Быть лисом с теплой шерстью во время зимы оказалось неожиданно приятным. Хотя, может быть, это всё внутренний жар.
– Послушайте, мне не нужны неприятности. Никто из Храма не узнает, что я вас видела, честно-честно, без обмана, – либо все мои идеальные актерские способности унаследованы по материнской линии, либо она по-настоящему честна в данный момент.
Наверное, это не очень правильно – вот так вот подшучивать над испуганной женщиной, какой-никакой, но собственной матерью. Однако, я продолжал сидеть и молча на нее смотреть. Ну разве что широко зевнул, пробуя морозный воздух на вкус.
– Послушайте, Цукино-сама, я ничего плохого не хотела – просто увидеть своих детей. Я не собиралась вредить вашему внуку! Я люблю его! Пожалуйста, не убивайте меня! Я никому не скажу, что вас встретила! Ни одна живая или неживая душа не узнает! Клянусь священным именем Инари, Луной, и своей Ки! Своими хвостами клянусь! – добавила женщина под моим укоризненным взглядом. – Я вообще только недавно узнала о вашей родственной связи! В храме, где меня держали, сказали, что вы погибли при бомбардировке. Я хотела всего лишь посмотреть на своих детей и попросить у Хиро-сана прощения за то, что пропала!
Мама любит папу. Это было настолько внезапно и столь же приятно, что я чуть было не поддался искушению вернуться в человеческий облик и признаться в том, кто я такой. Невероятно ошеломительная новость, отодвинувшая на задний план даже тот факт, что меня приняли, судя по всему, за Хидео-сана, учитывая использованную фамилию. Да это едва ли не важнее, чем то,