* * *
Властолюбие – это наслаждение властью, упоение господством. Человек, испытывающий подобные чувства, желает пользоваться неограниченной властью, подчинить себе окружающих, достигнуть превосходства над ними. Нередко этому желанию сопутствуют заносчивость, сарказм и критическое отношение к властям, а также беспощадная жестокость, которая находит свое выражение в преследовании и убийстве инакомыслящих.
В ретроспективе история предстает в виде череды конфликтов между властителями и подданными. Существует любопытная закономерность: тот, кто стремится свергнуть правительство, добившись своей цели и заполучив власть, моментально превращается в тирана. Альфред Адлер назвал стремления к власти и самоутверждению базовыми влечениями. Однако возникает вопрос, откуда черпают данные влечения энергию?
На мой взгляд, стремление к власти представляет собой комплекс конфликтных переживаний, для которого характерны две следующие особенности: во-первых, страстность, о наличии которой свидетельствует пылкость подобных чувств, а также их способность охватывать всю личность индивида; во-вторых, черты, указывающие на то, что данные чувства являются выражением стремления завязать отношения, хотя следует отметить, что речь идет о неравных отношениях, подразумевающих деление на господина и подчиненного.
Крайним вариантом властолюбия является предельный, патологический эгоцентризм, представляющий собой своего рода манию, подобную нарцистическому расстройству и ориентированную не на отношения с объектом, а исключительно на себя. Индивид старается стать как можно значительнее; поскольку в детстве он понял, как унизительно быть незначительным. Этим объясняется та важность, которую мы придаем признанию наших идей в процессе дискуссий, политических дебатов, в рамках искусства и науки. В данных ситуациях мы наталкиваемся на соотношение власти, иными словами, вступаем в отношения, участники которых могут оказаться либо господами, либо подчиненными.
В связи с этим можно утверждать, что любые человеческие отношения далеки от равновесия. Профессионал всегда чувствует себя более сведущим, чем любитель, и это дает ему власть. Учитель имеет влияние на ученика, мать и отец – на ребенка. К сожалению, профессионал нередко испытывает искушение злоупотребить своей властью. Зачастую это происходит совершенно незаметно. Человек может сознательно или бессознательно утаивать свои знания, запугивать ими, угрожать расправой.
В связи с этим особую важность приобретает контроль над властью. Обуздание необузданных стремлений к власти – вопрос выживания человечества. Страстное честолюбие ориентировано исключительно на самого индивида. И если раньше честолюбием называли стремление к славе, то сейчас мы склонны вести речь о внутренней потребности в самоутверждении. Человеку необходимы зримые свидетельства признания его заслуг. В основе своей данное стремление, равно как и тщеславие, сводятся к жадности, которая является общим знаменателем всех страстей.
Стремясь к самоутверждению, человек алчет получить то, что могло бы поднять его цену в собственных глазах, возвысить собственную личность, увидеть себя во всем блеске своих достоинств. Внимание окружающих к нашей личности волнует нас и льстит нашим нарцистическим чувствам. Поэтому люди любой ценой стремятся привлечь к себе внимание общества. Честолюбие заставило Герострата поджечь храм Артемиды в Эфесе с единственной целью – войти в историю.
* * *
Зигмунд Фрейд проводил параллель между мочеиспусканием, огнем и тушением огня. При поверхностном отношении тот факт, что Фрейд сводил честолюбие к «выраженной уретрально-эротической основе» (Freud, 1905), может вызвать неодобрительное удивление. Однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что пылкость честолюбивых чувств сродни огню, который пылает, черпая свою энергию из резервуара влечений.
Неудивительно, что маленький мальчик хочет продемонстрировать окружающим, как ловко он может затушить огонь своей струйкой. Стремясь достигнуть определенной цели, взрослый мужчина повторяет в сублимированном виде эксгибиционистские действия малыша.
Не стоит себя обманывать: психоанализ индивида показывает, что психическое содержание, отброшенное защитными механизмами, не разрушается и не исчезает полностью. Оно продолжает существовать на бессознательном уровне. Наличие данного содержания можно установить, регистрируя симптомы «патологии» общества.
Витторио Хёсле
Кризис идентичности
Понятие «кризис идентичности» заслуживает анализа по двум причинам. Во-первых, для традиционной метафизики было аксиомой, что все идентично самому себе. Однако если это так, тогда почему необходимое свойство бытия – идентичность – может переживать кризис? Несмотря на все логические трудности, очевидно, что это понятие не пустое, – индивидуальные и коллективные кризисы действительно случаются, и в наше время, возможно, даже чаще, чем прежде.
Такова вторая причина, делающая анализ понятия «кризис идентичности» весьма полезным, – во всяком случае, более полезным, нежели чисто логическое упражнение: ведь всякий, кто хочет понять современный мир, едва ли достигнет своей цели, не постигнув логики кризиса идентичности.
Поскольку я философ, а не психолог, мои рассуждения будут достаточно отвлеченными. Конкретные примеры, которые я привожу в своем тексте, не имеют отношения к исследованию каких-то реальных ситуаций, они взяты из литературы, – поскольку я уверен, что искусство имеет прямое отношение к истине и что поэтому оно может поспорить с наукой и философией, когда мы пытаемся понять не эмпирические факты, а сущность действительности.
Мой очерк состоит из трех частей. В первой части я рассматриваю понятие идентичности, а именно составляющие его элементы. Во второй части я обращаюсь к анализу сущности, причин и последствий кризиса идентичности. Третья посвящена восстановлению новой идентичности в процессе кризиса.
I
Для того чтобы понять, как логически возможен кризис идентичности, начнем с различения двух понятий идентичности. Формальная идентичность является качеством каждого объекта (включая такие абстрактные объекты, как числа) и предпосылкой последовательности любой теории об этих объектах. Реальная же идентичность присуща только эмпирическим объектам и имеет разные формы в зависимости от онтологического статуса конкретного объекта. Камень идентичен себе иначе, нежели организм, – личность или институт. Данное понятие идентичности не тавтологично, – этой идентичности угрожает сила, которая, в конечном счете, разрушит идентичность реального объекта самому себе. Эта сила есть время. Под реальной идентичностью мы понимаем сохранение формы объекта во времени. Реальная идентичность представляет собой результат напряженной борьбы между формами, которые нашли воплощение в материи, и временным измерением. В этом смысле мы можем сказать, что ядро утрачивает свою идентичность в процессе радиоактивного распада, – сохранение же идентичности предполагает преодоление противодействующих сил и является не данностью, а заданностью.
Это последнее можно сказать, по крайней мере, об организмах. Ибо для органической формы бытия характерно то, что она является более сложной и прекрасной, чем неорганические формы, и продолжает жить только благодаря метаболизму, т. е. обмену материи и энергии. Однако конечное разрушение органической формы неминуемо; тенденция развития в органической сфере состоит в интеграции смерти – которая в одноклеточном организме всегда вызывается внешними причинами – в программу развития организмов. Превращение времени во внутренний фактор жизни организма мы называем старением; здесь мы имеем наметки более общей метафизической гипотезы, согласно которой онтологические