— Я не могу спать из-за кошмаров, которые посещают меня. Когда закрываю глаза, вижу его.
— Кого? Отца, графа Лестера, папу?
— Я не знаю его имени, у него нет лица, — пояснила Елизавета. — Он высокий, огромный, грубый мужчина, одет в черное и черную маску на лице. Темные глаза, в которых нет никаких эмоций, угрожающе смотрят сквозь маску, он не говорит ни слова, но я чувствую, что знает, когда я склонюсь и положу голову на плаху.
— Вы говорите о палаче?
— Да.
— Но вы же королева Англии. Он не может поднять на вас руку.
— Мать тоже была королевой, но корона не спасла ее.
— Там другое дело, ваш отец был правящим монархом. Он приговорил ее к казни. А вы самодержица. Никто не посмеет осуждать вас.
Казалось, что Елизавета не слышит епископа. Выражение ужаса исказило ее лицо так, будто она видит фантома.
— Как много обезглавленных жертв из-за этой жестокой казни. Их руки тянутся ко мне. Возможно, они ждут мою голову, — закричала она, и ее хрупкие старческие ладони сдавили шею.
— Это всего лишь воображение, Ваше Величество, — убеждал ее Уитгифт. — Здесь только вы и я.
— Моя мать была не единственной из рода Болейн, чья голова пала, но и ее брата Джорджа, его жены Джейн Болейн, леди Рочфорд. Так много казней, так много пролито крови, так много отрубленных голов!
Елизавета замолчала, и тело слегка опустилось, будто его покидали силы.
— Ваше Величество желает, чтобы я ушел и вы смогли отдохнуть?
— Для меня нет отдыха.
Это был голос поражения, лишенный всякой надежды.
— Когда умирал мой брат Эдвард, то своей преемницей он объявил Джейн Грей. Она была королевой всего девять дней, прежде чем Мария сместила ее, а позднее приговорила ее и мужа, Гилфорда Дадли, к смертной казни.
— Какое отношение имеют к вам все эти смерти, Ваше Величество? — спросил Уитгифт, все больше убеждаясь в болезненных блужданиях королевы.
— Безголовые призраки несчастной четы преследуют меня, как и дух королевы Екатерины Говард, еще одной жены отца, приговоренной к обезглавливанию, как и сэра Томаса Мора, Томаса Кромвеля и Маргарет Поул, графини Солсбери, безобидной старухи, чья вина состояла лишь в том, что была рождена в семье Плантагенетов. Все сопровождалось и казнями других, чьих имен я не знаю или не могу вспомнить.
— Но кровь на руках вашего отца, а не ваших.
— Не думаете ли вы, дорогой сэр, что и мои руки не запачканы?
Архиепископ надеялся, что mea culpa[1] королевы ее успокоит, восстановит рассудок и позволит заснуть.
— Роберт Деверё, граф Эссекс, умер по моему приказу. Он был не только внуком Милого Робина, но и моим кузеном, внуком сестры матери Марии Болейн.
— Эссекс был изменником, предпринял попытку изобличить лордов. Вина за смерть лежит полностью на его плечах.
— Не забудьте и Марию Стюарт, — продолжала Елизавета. — Она еще одна моя сестра, внучка сестры отца Маргариты Тюдор. Не старайтесь оправдать мои действия. Я знаю, что, сколько бы ни жила Мария, она всегда представляла угрозу. Мои подданные не нашли бы ничего лучше, как посадить ее на трон. И все же я приговорила ее к казни, несмотря на то, что в ней текла кровь родственницы и помазанницы. После побега из Шотландии Мария прибыла в Англию, чтобы найти защиту, а я лишила ее головы.
Архиепископ не возражал, полагая, что королева не слушает. Через несколько минут молчания она вернулась к своей матери, Анне Болейн.
— Мне не было еще и трех лет, когда мать казнили. Повзрослев, я даже не могла ее вспомнить, как она выглядела, все портреты сняли по приказу отца. Иногда мне снится, что я ребенок, крохотный и беззащитный, на ее руках. Я гляжу и вижу окровавленное платье, разорванную плоть шеи и никакой головы. Это страшная сторона моих снов: изобилие обезглавленных тел. Куда вы думаете они идут?
Елизавета повернулась к Уитгифту и издала истошный крик.
— Это ты! — крикнула она. Видя перед собой не архиепископа Кентерберийского, а потное, грязное мускулистое тело, лицо которого было спрятано под черной маской.
Палач Тауэр-Хилл занес сильную правую руку, вытянул вперед и пальцем указал на трепещущую монархиню. Королева, все еще слабая и изнеможенная, сидела, дрожа от страха, когда он поднялся и встал над ней. Елизавета закрыла глаза, чтобы не видеть ужасное видение.
Внезапно дверь в королевскую опочивальню открылась. Это снова была леди Екатерина Кэри.
— Ваше Величество, — сообщила она, голос ее эхом отозвался в тихой и пустой, кроме старой королевы, комнате. — Пришел архиепископ.
Джон Уитгифт вошел в спальню и увидел прямо сидящую королеву, в полном облачении, в парике и белилах. Поняв, что больная монархиня не дотянет до ночи, он позвал дежурных придворных встать у ее смертного одра. Никто из присутствующих рядом с умирающим монархом не видел ангела смерти, который в этот вечер вошел раньше архиепископа Кентерберийского и явился перед Елизаветой как палач лондонского Тауэра. Он тоже ждал, когда королева испустит дух.
Ранним утром 24 марта голова Елизаветы, которая все еще крепко держалась на шее, наклонилась вперед и упокоилась на воротнике платья. Глориана[2], королева Англии, была мертва. Душа, более не томившаяся в опустошенном теле, наконец стала свободной от чувства вины и страха.
Вечно ждущий ангел смерти заявил о награде в притупленные уши скорбящих, собравшихся вокруг любимого монарха: «Sic transit gloria mundi: так проходит мирская слава».
Июль 2017 г.
Примечания
1
Моя вина (лат.).
2
Прозвище Елизаветы I.