Я услышал скрип открывшейся двери, и спину обдало сквозняком. Обернувшись, увидел Рогнеду. Она стащила с плеч овчинный полушубок, повесив его на вбитый в стену гвоздь, и сменила валенки на домашние чуни. Сейчас Бежецкая совсем не походила на княжну. Обычная крестьянская девка с впалыми измученными глазами, бледным лицом и тонкими высохшими руками в цыпках.
Поймав мой взгляд, она мимолетно улыбнулась. После того разговора что-то в ней изменилось. Исчезли надломленность и безнадежное отчаяние, сменившись нездоровой, какой-то собачьей привязанностью ко мне. Рогнеда ходила за мной хвостом, ни на секунду не выпуская из поля зрения, словно боялась потеряться. А на следующую ночь после разговора сама пришла ко мне в комнату. Сама разделась. Сама легла рядом. Напряженная, как струна. С застывшим в глазах страхом. И я не сумел, не смог ее оттолкнуть.
– Не спится? — Рогнеда прижалась к моей спине, обняв меня за плечи. От нее пахло травами, кровью и гноящимися ранами. Боец с Валькирии сейчас никакой, поэтому она нашла себе работу в лазарете, помогая Радомире. Хотя, как по мне, ей самой место на больничной койке. Слишком уж она истощена морально и физически.
— Не спится, — ответил я, накрыв ее руки ладонью, — Жду Ардака и Шулуна. Они уже должны были вернуться.
— Степняки никогда не были хорошими союзниками, — задумчиво произнесла она.
— А вы?
— Бежецкие…
— Я о Новгороде, — повернувшись, к девушке я обнял ее и усадил к себе на колени. Рогнеда тут же притихла, прижавшись к моей груди и заглядывая в глаза взглядом побитого пса. Сука — Лакапин! Сломал девчонку! Ничего — оживет! Время лечит. Мне ли не знать. Хотя как раз меня не особо-то и вылечило, — Кочевники ведь были частью Росской Империи. Они, как другие восточные имперские рода грудью встретили первые выплески аномалии. И что получили в благодарность?
— Но…
Я аккуратно прикрыл губы княжны пальцем:
— Не спорь. Со стороны видней. А ведь были еще Буйносовы, Вороновы, Строгановы, Хабаровы. Сильные княжеские рода, потерявшие былую мощь, отражая рвущуюся на запад волну мутантов. Это не степняки. Такие же аристократы. И где они сейчас? Их разорвали, разграбили те, кого они защищали.
— Это было так давно.
— Не так уж и давно по историческим меркам. Потомки этих родов еще не забыли о былом величии предков. И хорошо помнят былые обиды.
— Ты как будто обвиняешь нас, — насупилась и без того грустная девушка.
— Зачем? — я чмокнул ее в маленький симпатичный носик, — Мне все равно. Просто то, что затеял Ингвар, будет неимоверно трудно выполнить. Нужна общая идея и готовность пролить море крови. А я пока ни того ни другого не вижу.
— Не зря тебя прозвали Кровавым, — она невесело, криво усмехнулась, но не предприняла ни малейшей попытки освободиться из моих объятий. Наоборот, прижалась еще крепче.
— Все кого я убил заслужили своей участи. Или мне надо было пощадить Лакапиных?
— Нееет, — с кровожадной улыбкой и безумным огоньком в глазах протянула Рогнеда, — Жалко, только, я этого не видела.
— Не жалей. Тебе достаточно знать, что они получили, что заслужили. Ты скоро вернешься в княжество. Зачем Валькирии репутация плача?
— Какая из меня теперь Валькирия? И вообще, — она как-то странно посмотрела на меня, — Дурак ты, Раевский, хоть и умный не по годам, – и впилась мне в губы жадным, хищным поцелуем.
А спустя мгновение кто-то тревожно затарабанил в дверь. Рогнеда тут же вскочила, поправив простое домотканое платье.
— Входи, — разрешил я и горницу тут же ввалился щерящийся в радостной улыбке Хулдан:
— Господин, Ардак с Шулуном вернулись!
Я резко поднялся с лавки, чувствуя, как в груди заколотилось сердце — не то от предвкушения, не то от тревоги, что копилась все эти долгие дни. Рогнеда отступила в сторону, бросив на меня быстрый взгляд, полный смеси любопытства и беспокойства. Она не сказала ни слова, но я и без того знал, что она думает: степняки — ненадёжные союзники, а я слишком много на них поставил. Может, и так. Но выбора у меня не было, и нет.
— Где они? — коротко бросил я Хулдану, на ходу натягивая куртку.
— У околицы, господин. С ними ещё полсотни багатуров. Устали с дороги, но живы. И, похоже, с вестями, — щербатая улыбка Хулдана стала ещё шире, словно он уже знал, что новости добрые. Или просто радовался, что я, наконец, перестану нервничать и метаться, как зверь в клетке.
Я кивнул и вышел наружу. Ночной воздух ударил в лицо резким холодом, но в нём уже чувствовалась сырость весны — снег под ногами хрустел не так звонко, как зимой, а где-то вдалеке, за лесом, глухо ухала разбуженная оттепелью сова. У околицы, где горел одинокий костёр, я разглядел знакомые силуэты. Ардак — невысокий, коренастый, с длинной косой, перекинутой через плечо, возился с конём, снимая седло. Шулун, долговязый и жилистый, стоял рядом, опираясь на копьё, и что-то тихо говорил полусотне молодых степняков, что расположились чуть поодаль. Их кони, худые после зимы, но всё ещё резвые, фыркали и били копытами о мёрзлую землю. Увидев меня, нукеры выпрямились и коротко кивнули — степной жест уважения, без лишней суеты:
— Мы вернулись, Великий, — шагнул вперед Ардак.
— Заставили вы меня поволноваться, — я подошёл ближе, остановившись у костра. Пламя осветило их лица: усталые, обветренные, с тёмными кругами под глазами. Но в глазах Шулуна мелькнул знакомый хитрый огонёк, а Ардак, как всегда, сохранял каменное спокойствие.
— Прости, ярл, — он приложил руку к груди и поклонился, — Дорога была долгой, а степь неспокойна. Но мы вернулись. И не одни.
— Вижу, — я кивнул на молодых степняков, что молча наблюдали за нами. Лица их были суровы, но в глазах горел азарт — тот самый, что бывает у юнцов, впервые идущих на войну. — Кто они?
— Полсотни молодых воинов из маленьких восточных родов. После зимы их становища разорили твари из Проклятых земель, а шаманы сказали, что Тэнгри зовёт их искать новые пути. Они слышали о тебе, Великий Гэсэр. Решили, что лучше служить под твоим началом, чем гнить в раздорах с нойонами. Присягнули тебе через нас. Хотят крови врагов и славы.
Я перевёл взгляд на степняков. Молодые,