Эволюция рабства в германском мире в поздней Античности и раннем Средневековье - Михаил Вячеславович Земляков. Страница 4


О книге
отличались архаичностью. На континенте аналогичная ситуация была характерна для законов фризов и саксов, остававшихся в поздней Античности на периферии римского влияния. С другой стороны, бургунды, вестготы и (в меньшей степени) лангобарды в процессе создания собственных потестарных структур и при трансформации общественных институтов интегрировали в собственное законодательство значительное количество римских правовых обычаев, терминов и установлений.

Безусловно, нахождение на римской земле какого-либо племени, даже в течение длительного временного промежутка, вовсе не означало автоматического включения римских юридических норм и институтов в состав законодательства, которое принимали их предводители — основатели первых королевских династий в Западной Европе (как Хлодвиг салических франков). Именно поэтому законодательство салических и рипуарских франков в относительно небольшой степени задействует в практике правоприменения специфические римские институты, правовые нормы и представления, продолжая апеллировать прежде всего к архаическим порядкам и обычаям эпохи общинного строя, некоторые из которых сложились задолго до появления франков в пределах Галлии.

Нельзя не отметить и тот факт, что германская правовая традиция после вторжения варваров являлась на территории Галлии преобладающей, но не единственной, поскольку для римского населения Южной Галлии, помимо законодательства завоевавших их салических франков, сохраняли актуальность нормы римского права, содержавшиеся в Бревиарии Алариха II (Breviarium Alarici, 506 г.) и Кодексе Эйриха (Codex Euricianus, согласно современной датировке — 476 г.[7]; согласно датировке конца XIX ― начала XX в. — между 469 и 481 гг.[8]). В пределах всей Галлии продолжал сохранять значительное влияние в качестве свода римских правовых норм Кодекс Феодосия (источник Бревиария); римские юридические нормы и представления были широко распространены не только среди преобладавшего по численности в V–VI вв. галло-римского населения, но и в среде завоевателей-германцев[9].

Кроме того, мы имеем в своём распоряжении интересные свидетельства контактов в сфере правовой культуры германцев — завоевателей и исконных жителей Британии и Галлии — кельтов[10]. Несмотря на относительно позднюю фиксацию, континентальное и островное кельтское право должно было отражать довольно развитую систему юридических понятий и институтов, также отражавших архаические реалии развития общества кельтов. Кроме того, на Британских островах огромное влияние на развитие социально-экономической организации — в целом, и правовой культуры — в частности, оказали нашествия викингов, начало которых принято относить к 793 г.[11]

Языковая ситуация в сфере фиксации права на континенте и на Британских островах в раннее Средневековье не была однородной. Если в англо-саксонских королевствах право изначально фиксировалось на народном, древнеанглийском языке, а латинский их перевод появился только в начале XII в., то на континенте, в области обитания салиев и рипуариев, фризов, саксов и тюрингов, право с VI по IX вв. фиксировалось исключительно на латыни, а единственный перевод на древневерхненемецкий язык относился уже к периоду правления императора Людовика Благочестивого (814–840).

Для тех территорий континентальной Европы, которые были заняты германскими племенами и союзами племён, была до известной степени характерна языковая пестрота. Крупные союзы племён формировали свои собственные диалекты в рамках единой германской общности. Территория салических франков в языковом отношении делилась на носителей нижнефранкского, восточно-франкского и южнофранкского диалектов. Территория расселения рипуарского союза племён совпадала с зоной распространения рипуарского диалекта, соприкасаясь на юге с мозельско- и рейнско-франкским диалектами[12]. Западные области расселения франков (бассейн рек Сена, Луара) были до конца V в. провинциями Римской империи, поэтому под влиянием галло-римского населения здесь происходила быстрая романизация пришлого германского населения[13].

Преобладание бывших подданных Рима, а затем — большие усилия Римской церкви (при поддержке правителей франков) по массовому обращению завоевателей в истинную веру приводили к тому, что латинский язык становился официальным языком права и частной переписки[14]. Вместе с тем тот вариант латинского, который в отечественной исторической науке принято называть «вульгарной латынью», на территории расселения франков впитывал в себя многочисленные заимствованные слова из языка германцев[15] и некоторые лексические единицы галльского языка[16]. Последний безоговорочно уступил роль языка повседневного общения латинскому языку только в IV–VI вв., по мере продвижения языка победителей из городов в сельскую местность, с юга на север, в бассейн Сены, Луары, Мозеля.

Французский лингвист А. Доза предполагал, что к моменту вторжения франкских племён в пределы Римской империи большинство колонов и других зависимых жителей римских поместий говорили на «вульгарной» (народной) латыни[17]. Этот народный язык, как показывают исследования современных лингвистов и историков, до известной степени уже к 800 г. являл собой самостоятельное явление по отношению к латыни литературных произведений, юридических кодексов и богословских трактатов[18]. Именно на рубеже VIII–IX вв., с началом проведения реформы обучения и в особенности — деятельности Алкуина, советника Карла Великого, происходит чёткое разделение языка на «классическую» латынь (в том виде, как она была восстановлена Алкуином) и разговорный романский язык[19].

При этом в письменной народной латыни, на которой писались варварские правды, также отражались ведущие процессы развития языка, порой совершенно разнонаправленные. Например, в Рипуарской правде по мере последовательной фиксации четырёх хронологических слоёв (с VI по VIII вв.) происходила унификация написания латинских слов, их очищение в результате отхода от передачи их повседневного произношения, тогда как различия в написании окончаний, примеры неверного согласования различных частей речи, по мере приближения к эпохе Каролингов численно только возрастали[20].

Развитие языковой ситуации в Меровингском государстве, а затем в Империи Каролингов не было линейным. По мнению А. Баха, в VII–IX вв. происходила активная борьба между группами галло-римлян и романизированных франков, использовавших в бытовом общении народную латынь, и франками районов Турне, Камбрэ, Суассона, продолжавшими говорить на своём родном языке. В областях между Триром и Ахеном (горы Айфель), в долине Мозеля, несмотря на их особую близость к немецкому миру, «латиноязычные островки» сохранялись очень долго; язык завоевателей не ассимилировал язык местного населения, в результате чего двуязычие в этом регионе сохранялось до IX в. С другой стороны, окончательная романизация областей Северной Галлии, занятых франками в течение VI в., затянулась вплоть до IX–XIII вв[21].

Более того, невозможно было чётко разделить носителей языка по принципу социальной иерархии: первые Каролинги активно использовали рейнско-франкский диалект тех земель, откуда они были родом, в качестве языка повседневного общения «придворного» круга[22], а Карл Великий закреплял за собой право изъясняться на покорённых им территориях бывшей Римской империи на одном из древненемецких диалектов, содействовал созданию переводов церковных текстов и записи германских героических песен (не сохранились)[23]. Тем не менее, разделение латинского и романского языка на отдельные диалекты в IX в. только начиналось, поэтому термин franciscus, скорее всего, не обозначал чётко обособленный от письменной латыни и древненемецких диалектов самостоятельный язык[24].

Перейти на страницу: