— Давай, рапорт пиши, придурок, завтра за воротами встретимся, только я буду свободным человеком, а ты безработным…
— Серега, что он несет? — повернулся хозяин кабинета к своему, видимо, более умному коллеге.
— Видишь ли, Димон… — задумчиво протянул опер Сергей.
— Ну что ты замялся? — хохотнул я и тут-же скрючился от приступа головной боли: — Расскажи, как его уволят, или за то, что позволил мне завладеть оружием, или за нарушение правил пользования им. Тебя, придурок, где учили носить патрон в патроннике?
— А что ты радуешься? — как-то по-детски, парировал «боксёр»: — Даже если меня выгонят, тебя то точно посадят!
— Меня? За что? Я твоего пистолета не касался, на тебя не нападал, лежу на полу, весь избитый, а это явная сто семьдесят первая статья уголовного кодекса, до десяти лет…
— Там твои отпечатки пальцев…
— Там отпечатки пальцев твои или Сереги… — я кивнул на пустую кобуру, свисающую с ремня, повешенных на стул, джинсов большого размера:
— Уверен, и затвор передергивали с перепугу, и на спусковой крючок жали, и предохранителем щелкали.
— Серега подтвердит…
— Нет, нет, ты меня в этот блудняк не вписывай… — опер Сергей протестующе замахал руками: — Если меня спрашивать будут, я расскажу только то, что видел, ничего придумывать не буду. Мне через месяц капитана получать, мне такие гнилые разборки совершенно не в масть!
— Серега, ну ты что? Мы же с тобой…
— Не, Димон, не уговаривай. Во-первых, он… — палец уперся в мою сторону:
— Реально говорит, что «доказухи» и вообще…
Сережа взял с батареи замызганную тряпку и стал тщательно протирать лежащий на столе пистолет, раскладывая его на основные части — обойма, затвор, рама.
— Может его того, при попытке к бегству? — глубокомысленно пробормотал «боксёр».
— Всё, я этого не слышал, и вообще, меня здесь не было! — опер Сергей сбросил руку, пытавшегося его удержать, Димона и подойдя к входной двери, осторожно выглянул в темный, по ночному времени, коридор, после чего вышел.
— Дима, а ты меня в качестве кого «при попытке к бегству» застрелить то хочешь? — обмирая в душе от широты фантазии этого «грамотея», но пытаясь изобразить ледяное спокойствие, поинтересовался я: — Серега тебя «сольёт», если ты начнешь свои бредни рассказывать, что я твоим пистолетом пытался завладеть или сбежать попытался. А это уже не десять лет, а расстрел, точно тебе говорю.
— Нога болит, спасу нет. — пожаловался оперативник: — Даже не знаю, что завтра будет.
— Ты бы носки снял, а то кровь стекает, носки свои белые потом не отстираешь…
Я дождался, когда оперативник, постанывая, стянет с себя франтоватые белые. Явно импортные, носочки, после чего продолжил:
— Мой тебе совет — напиши рапорт, что ты меня отработал и отпустил, а сам иди домой, лечится. Если не нагноится, то за несколько дней зарастет, как на собаке…
— Чего?
— Прощай, говорю… — я уже давно пришел в себя, голова почти не кружилась, поэтому, вежливо попрощавшись, я крутанулся, сунул руки за стоящее у стены кресло, откуда были извлечены две бутылки из-под водки, после чего, отжавшись, вскочил на ноги.
Мой соперник успел только вскочить и зашипеть, как змея, когда я, широко размахнувшись, расхлестал обе бутылки вдребезги, а потом каблуками раздавил «розочки», превратив их в острые осколки прозрачного стекла. Хорошо, что хозяева кабинета потребляют дешёвую «Русскую», а не мой любимый американский «МакКормик», в пластиковой бутылки, иначе фокус с острыми осколками у меня бы не получился — думал я, выбегая из кабинета и ускоряясь.
По ночному времени здание РОВД было темно и пусто, два верхних этажа бывшей «общаги» занимали районные суд и прокуратура, закрытые на ночь, мне оставалось только преодолеть половину третьего этажа, пробежать по лестнице мимо третьего, а на площадке между первым и вторым этажом я вылезу в окно, спрыгну на бетонный козырек над заколоченным входом…
Мне оставалось преодолеть всего несколько ступенек, когда наверху раздался мат спешащего вниз «боксёра», видно, боясь порезать ноги, он долго натягивал свои щегольские сапоги с узкими голенищами…
А вот у меня начались неприятности — оконный шпингалет был намертво залит густыми подтеками масляной краски и не хотел сдвигаться ни на миллиметр. Я скинул с ноги сапог и несколько раз ударил каблуком с металлической набойкой по круглой головке шпингалета. Бесполезно, а снизу, от дежурной части уже раздавались встревоженные голоса. Я вскочил на узкий подоконник и надев сапог на руку, ударил по углам стекла, после чего, выбив острые осколки второй ногой, выпрыгнул на козырек и покатился по наклонной поверхности, к самому краю, только в последний момент успев уцепиться за бетонный край, и не грохнуться вниз боком или спиной.
Поскальзываясь на обледенелой отмостке, я, под яростные крики, добежал до угла РОВД и бросился к соседнему зданию.
Я примерно знал расположение домов на этой рабочей окраине, поэтому минут за пять добежал до забора промышленного предприятия, перемахнул бетонное ограждение и вскоре затерялся среди громад замерших цехов и складов. Следов на дорожках я не оставил, значит по отпечаткам ног меня не выследят. По логике, исходя из моего опыта, сейчас в район подтянут пару-тройку экипажей вневедомственной охраны, растолкают водителей дежурок и будут в течение часа — двух кружить по прилегающим к зданию РОВД улицам, а вот огромные территории промышленных гигантов, еще не растащенных по мелким хозяйчикам, останутся вне сферы внимания моих бывших коллег, да и не пустят их ночью на заводы, частная охрана в последние годы начала слишком много о себе думать и заставить из соблюдать закон «О милиции» стоит значительных усилий.
Речку Оружейку я преодолел вброд, в который раз перемахнул через забор садоводческого товарищества и по узкой, заметенной снегом, дорожке добежал до своего домика, скинул с промокшие сапоги, быстро переоделся из «колхозного рванья», в котором я собирался под арест, в более или менее приличные джинсы, кроссовки и куртку, после чего, заперев двери, через дачное общество дошел до границы малоэтажной застройки, бегом преодолел несколько жилых кварталов, по дороге найдя работающий телефон — автомат и позвонив родителям.
— Папа, у меня неприятности, на меня бандиты, которые хотели «отжать» мое имущество, хотят повесить пару убийств, к которым я не имею отношения. Я поехал в Москву, в Генеральную прокуратуру, как решу все вопросы — сразу вернусь. Дома приберите, сегодня, вероятно, к вам с обыском придут. Всё, целую и не волнуйтесь, всё будет нормально. Звонить я не буду,