— Да.
— Вы очень талантливы.
— Не буду отрицать.
— Учились где-то?
— Да, в Большеграде, но недолго.
— И что рисуете сейчас?
— Не поверите, сервизы. Никак не могу придумать что-то для будущей выставки.
Милана прикрыла глаза и тихо улыбнулась. Взяла карандаш у меня, нарисовала в блокноте кривенькую чашку самой простой формы — кувшинкой. И быстрыми штрихами накидала сетчатый узор.
— Синяя сетка на белом. Как вам?
— Может, лучше золото? — усомнилась я. Слишком уж простым представлялся мне рисунок.
— Кобальтово-синий. Ну, можно с золотыми горошками.
— Вы где-то видели такой рисунок? — прищурилась я.
По бледному женскому лицу мелькнула тень.
— Сомневаюсь. Просто… красивое.
— И рисовать не сложно. Попробую. Спасибо. Милана…
— М-м-м?
— А дети — это сложно? Я в деревне нянчила малышей, но это ведь другое. Каково — быть мамой?
— О, это вы удачно спросили. Мне непременно нужно кому-то об этом рассказать! — оживилась вдруг Синегорская. — Но меня же никто не слушает!
И в следующий миг на меня обрушился поток эмоций. Она вдруг поведала мне все — от момента зачатия до самых родов, а потом — про кормление грудью. Многое я бы знать не хотела, конечно, но вдруг увидела, что она еще очень молодая, да к тому же сирота. И в Буйске не жила раньше, поэтому и подруг у нее мало. Впрочем, у меня, кроме Ольги и матушки, внимательных собеседниц не было вовсе, а ведь матушке многое рассказать немыслимо. Поэтому я живо задавала вопросы, и как-то вдруг вышло, что потом сама изливала душу. Это было немного больно, я даже заплакала, когда рассказывала про смерть отца, но потом сделалась так легко, как никогда раньше.
— Обещайте приехать ко мне в гости, — потребовала Милана. — Мне так одиноко без работы. Асур — очень хороший и внимательный муж, но он же должен нас кормить. Я целый день сижу дома одна!
— Непременно приеду. Или вы оставайтесь у нас погостить. Хоть на всю зиму, правда, комнат много!
Потом проснулась малышка и звонко потребовала мать. Милана, укрывшись шалью, кормила ее грудью, а вернувшиеся мужчины заявили: нашли.
Конечно, за шкафом, как и предупреждал Туманов.
Конечно, обратный амулет.
Конечно, старый, работы Матвея Ковальчика, впрочем, пока об этом рано говорить, нужно, чтобы поглядела Милана.
И если амулет имелся, то где-то был и тот человек, что его в дом Долоховых принес.
Глава 29. Чудес не бывает
Первое, что я спросила у целителей:
— Операция теперь не нужна? Мир будет жить? Он выздоровеет?
Асур Синегорский скривился так, будто слопал лимон, и неохотно ответил:
— Нет. Не выздоровеет. Чудес не бывает, Мари.
— Как же это не бывает? Вы же маги! Вы как раз и творите чудеса, разве нет?
— Нет. Мы не воскрешаем мертвых. Мы не можем прирастить оторванную руку или ногу. Или вернуть утерянное зрение.
— Но переломы и раны вы же заращиваете! — я не желала отступать.
— Мы знаем строение костей, сухожилий и мышц. Умеем работать с сосудами. Нас этому учили в университете. А сердце — увы. Слишком сложный орган, слишком тонкий. Риск навредить бесконечно велик.
— Я ведь говорил, — хмуро бросил мне Казимир. — Ничего уже не сделать. Оставь их.
— Если вскрыть грудную клетку и работать напрямую с сердечной мышцей, уверен, мы справимся, — сердито возразил Марк.
— Ты когда-нибудь проводил такую операцию? — фыркнул Казимир. — Нет? Я так и думал. Не нужно ставить на мне эксперименты, я дорожу каждым оставшимся мне днем.
Я поникла. Ну почему он такой упрямый? Даже ради меня не согласится…
Господин Туманов явно забавлялся, наблюдая за нашей семейной беседой. Снисходительная улыбка на его тонких губах меня ужасно раздражала. Встретив мой негодующий взгляд, он только вскинул одну бровь и развел руками. Верно. Он-то вообще по другому делу прибыл.
Милана, передав дочь супругу, натянула тонкие перчатки и положила на стол амулет странного голубоватого цвета. Он был не слишком большой, шириною с ладонь и не толще пальца. Просто диск на короткой цепочке. Я бы, даже увидев, не поняла, что это за штука. Милана же, вооружившись складной лупой, принялась изучать артефакт. Спустя пару минут она озвучила вердикт:
— Да, это работа отца. Сами понимаете, ей больше пятнадцати лет. По заклинанию нужно уточнить у Аглаи, но судя по форме и металлу, это стандартная поддержка здоровья. Бьет по больному месту. У Казимира — сердце. У Мари, видимо, голова… или у нее высокое давление, или что там может быть? Я не лекарь.
— Так значит, он рабочий? — спокойно спросил Туманов, даже не пошевелившись, лишь зажмурясь.
— Рабочий. Вы ведь это хотели услышать, Георг Павелевич?
— Да. Срок действия?
— Длительный. Пять-шесть лет. Потом подзарядка.
— Зарядить может любой маг?
— В принципе, да.
— Ольга не маг, — подал голос Марк. — Она не могла.
— Артефакт был спрятан в щель между шкафами, его было довольно просто достать. Если знать, где он, — мурлыкнул Георг Павелевич. Он был ужасно похож на кота, который узрел мышь и притворяется, что совершенно к ней равнодушен. — Ольга вполне могла его забрать, отдать кому-то на подзарядку, а потом вернуть.
— Вы подозреваете мою супругу? — грозно повысил голос Пиляев.
— Это моя работа — всех подозревать. Не волнуйтесь, если она невиновна, ей ничего не грозит.
Я перевела взгляд на доктора и судорожно нащупала блокнот. Как он был выразителен в своем гневе! О, эти сдвинутые брови, эта упрямо выдвинутая челюсть! Марк, впрочем, всегда отличался разумной сдержанностью, а потому только выдохнул сквозь зубы и отвернулся, зато Казимир рявкнул на всю гостиную:
— Уберите из моего дома эту гадость! Немедленно!
— Ну разумеется, — снова ласково мурлыкнул Туманов. — Я заберу ее на экспертизу, а взамен Миланочка сделает нам копию, верно, моя дорогая?
Артефакторша, вздрогнув, поджала губы. Достала из своей сумки железную шкатулку, осторожно убрала артефакт, захлопнула крышку и только тогда позволила себе снять перчатки.
— Сделаю. Хотите наложить сигналку?
— Ну разумеется!
— Мы разломали шкаф, — фыркнул Казимир.
— Ничего страшного, починим. Ваша задача, мой драгоценный, написать список своих друзей. И сестру, разумеется. И вообще всех, кто бывал в этом доме за