Либо корм…
Либо меня…
Пришлось открывать дверь, запираться внутри и идти накладывать коту корм. Ну а тот времени даром не терял: чёрной кляксой носился вокруг, кидался под ноги… В общем, очень старался, чтобы корм достался ему как можно позже и как можно в меньшем количестве. Радовало лишь то, что просыпанные гранулы были заботливо им запылесошены в бездонное чёрное нутро.
Только после этой процедуры я сам принялся за еду, попутно листая вручённый мне монументальный труд об общении с изменёнными животными. И с первых же страниц стало ясно: дело ещё хуже, чем я предполагал.
Казалось, что авторы заразились от Марии Михайловны умением ответить на вопрос так, чтобы услышавший ответ мгновенно впал в бешенство и больше не мог выйти из этого состояния. Отчасти этому способствовал размеренный язык прошлых веков, отчасти — отсутствие какой-то внятной терминологии. Видимо, научный подход был незнаком людям шестнадцатого века.
— Слышь, тёмный, а ты всех соседей знаешь? — поинтересовался я у кота, который, закончив с кормом, развалился у миски и лениво помахивал хвостом. — А, тёмный?
— Мря… — ответил наглец.
— Это значит «да» или «нет»? — уточнил я.
— Ря-ря! — отозвался кот.
— А можешь тут за всеми в общаге приглядывать, чтобы чужие не появлялись? А? — поинтересовался я. — А то нам с тобой дали вот эту книжку и задание… Мне всё от корки до корки прочитать, что вообще невозможно… А тебе — всех охранять…
— Фр-р-р-р! — презрительно оценил кот.
— Это задание проректора училища! — использовал я апелляцию к авторитетам. — Сказала, что не будет на тебя охоту устраивать, если поможешь… Жрачку твою, кстати, она закупает, ага!
— Мря? — кот посмотрел на миску, на меня, задумался о чём-то своём, кошачьем, а потом вскочил на лапы, метнулся к санузлу и где-то там, в темноте, исчез.
Само собой, я встал и, включив в туалете свет, проверил каждый угол.
Кота нигде не было. Оставалось только гадать: это он меня понял? Или просто свалил подальше от ответственности? Тем более, что сваливать у него получалось даже лучше, чем убивать…
Вообще, конечно, договариваться с котом — это полный бред, но… На что только ни пойдёшь ради мира и спокойствия в училище.
Ещё какое-то время я грыз гранит науки, но усталость навалилась внезапно и без предупреждения. Глаза закрылись, и я просто прилёг на кровать с мыслью: «Всего на пару минуточек!»… Да так и уснул.
А проснулся от звонка телефона. На дворе стояло раннее утро, подушка у меня из-под головы исчезла. Теперь она валялась рядом, усеянная чёрными волосками, и напоминала о том, что эту битву я коту проиграл. Ну и да, шея у меня в результате затекла жутко. В общем, пробуждение было так себе.
На трубке, к счастью, отобразилось не то имя контакта, которое я боялся увидеть. Мама пока игнорировала своего нечестивого двусердого отпрыска. А вот Малой от меня явно что-то требовалось.
— Федя! Проснулся?
— Вашими стараниями, госпожа проректор…
— Живо собирайся и ко мне в кабинет! Сейчас приедет наш законовед, чтобы с твоим делом ознакомиться. Хоть пообщаетесь!
— Понял… Сейчас буду… — ответил я, прежде чем связь оборвалась.
Насыпав в миску коту корму, чтобы Ямского лишний раз не бесил постукиваниями, я быстро слопал бутерброд, оставшийся от вчерашней трапезы, принял короткий душ и отправился к административному корпусу.
В такую рань, само собой, все ещё спали. Только Семён Иванович сочувственно глянул на меня и открыл дверь. И, оказавшись на свежем воздухе, я сильно пожалел, что не взял с собой какую-нибудь тёплую куртку. За ночь на улице неплохо так подморозило.
Чтобы согреться, весь путь я проделал бегом. И даже почти не запыхался, когда ввалился в приёмную. Меня быстро проводили в кабинет, и вскоре я уже сидел на стульчике для наказаний. За столом восседала Малая, а в удобном кресле перед столом — тот самый законовед. Или стряпчий, как их здесь ещё называли на старый манер.
Звали его — Пьер! Да, да! Самый натуральный франк! Только сильно обрусевший. Каким ветром его занесло так далеко от родины, я, само собой, не уточнял. Главное — по словам Марии Михайловны, своё дело Пьер знал.
Он был сед, лыс и стар. И, определённо, очень умён. Во всяком случае, превосходно делал вид, что умён. А уж как на самом деле… Оставалось только гадать.
— Ну что могу сказать… Документы составлены, конечно, отвратительно, — скрипучим голосом заметил он. — Не в вашу пользу, Фёдор.
— Да, мы немного с этим следователем характерами не сошлись, — признался я.
— Нет, тут прямо всё один к одному… Силами одного следователя такое не состряпать! — оправдывая название собственной профессии, ответил Пьер. — Такое… Это общественное творчество, честно скажу вам. Такое делали, полагаю, всем Приказом…
— Это плохо? Что документы составлены в таком ключе? — уточнила Мария Михайловна.
— Само по себе это не слишком влияет на суд… — перед тем, как ответить, пожевал губами Пьер. — Однако сразу же выставляет Фёдора в невыгодном свете… Да…
— Мы можем что-то сделать, чтобы повысить наши шансы? — нахмурилась Малая.
— Боюсь, что нет… Дело ведь заведено по факту. И Фёдор сам этот факт признаёт… Что, к слову, совершенно правильно! — одобрил Пьер хоть что-то. — Отнекиваться тут нельзя… Подобные дела, как бы так сказать, проходят обыкновенным способом. Как… Ну как дела по нарушениям правил дорожного движения, например. Моё участие тут весьма условно… Понимаете?
— И всё-таки? — уточнила Малая, прищурившись.
— Я могу узнать, кто будет судья, попробовать прояснить его позицию… — нехотя проскрипел Пьер. — Однако я почти почти уверен: речь идёт о Неметове. В последнее время он часто оказывается судьёй по делам, которые кончаются к выгоде Полицейского Приказа. Компре… Понимаете?
— Он куплен? Его шантажируют? — выдвинула версию Мария Михайловна.
— Да если бы я знал! — отмахнулся по-старчески сухой ладошкой Пьер. — Никто не знает и не понимает.
— Значит, Федю признают виновным? — сдвинула брови проректор.
— Это вероятно, — кивнул Пьер. — Исключать нельзя. Но у нас есть возможность пересмотреть дело в вышестоящем суде. Так что ничего страшного…
— Страшное случится, если Фёдор окажется в тюрьме! — отрезала Мария Михайловна.