– А зачем им это нужно?
– Для них любые подданные их царя – такие же люди, как и все остальные русские. И они очень не любят, когда с кем-нибудь несправедливо обращаются.
– Спасибо, брат. Тогда я вернусь к русским и объявлю им, что я с радостью приму обещанную ими помощь. И что я надеюсь когда-нибудь отплатить им за нее сполна.
* * *
Разгром был полный. Семь дощаников из десяти, на которых приказной человек Онуфрий Степанов со своими казаками двигался вверх по Амуру навстречь отряду воеводы Афанасия Пашкова, были сожжены богдойскими людьми[23]. В огне погиб и ясак – восемь десятков соболей.
А все этот треклятый Шархода – воевода богдойских людей! Дючеры[24] рассказывали, что это опытный и храбрый военачальник, успевший прославиться в сражениях с войсками Южного Мин. Именно он сумел правильно расставить свои корабли и расположить покорных ему дючерских воинов. К тому же кораблей и людей у этого Шархода было раз в пять больше. У казаков же кончался порох, и они отвечали одним выстрелом на десять выстрелов врага.
Онуфрий слишком поздно узнал, что подвластный императору Шуньчжи корейский правитель провинции Хамгён прислал две сотни пхосу[25]. Четыре года назад, во время сражения на Сунгари, эти кореянцы попортили немало крови казакам.
Утро выдалось хмурое и туманное. Богдойские корабли с ходу обрушились на русские дощаники, стоявшие на якорях посреди реки. Онуфрий понял, что неприятель сомнет казачьи суда, и велел казакам поднять якоря, приготовиться к бою и плыть вниз по течению.
Разделившись на три отряда, богдойцы пустились в погоню. Корабли их оказались более быстроходными, чем казачьи дощаники. Онуфрий, поняв, что уйти от врага без боя не получится, велел казакам поворачивать к правому берегу Амура. Там он выстроил свои корабли в оборонительную линию поперек небольшого залива – Корчеевской луки, в десяти верстах ниже устья Сунгари.
А потом грянул бой… Шархода смело пошел на сближение с казачьим отрядом. Когда дощаники и богдойские суда сошлись, между ними завязалась жестокая перестрелка из пушек и пищалей. Имея всего шесть пушек, казаки не уступали противнику в числе фузей, коих было у них три сотни. Однако пороховые запасы были на исходе, поэтому огонь русских оказался слабее, чем у их врагов. Через некоторое время богдойцам и корейцам удалось сбить казаков с палуб дощаников. Казаки частью бежали под огнем на берег, частью укрылись в трюмах своих кораблей под защитой толстых палубных досок.
Богдойцы подошли вплотную к казачьим дощаникам, закинули на них крючья и полезли на палубу. У многих в руках были факелы, которыми они попытались поджечь русские корабли. Но Шархода, увидев это, запретил своим воинам палить, как ему показалось, брошенные казаками суда. Он хотел захватить шкурки лис и соболей, которые лежали в трюме.
Воистину, жадность до добра не доводит. Казаки, которые прятались в трюмах, неожиданно выскочили на палубу и из пищалей дали в упор залп в не ожидавшего такого подвоха врага. Порубив уцелевших богдойцев саблями, казаки стали готовиться к прорыву. Только Шархода был не тот противник, который мог растеряться и упустить победу.
Он приказал своим воинам обстрелять казачьи дощаники зажигательными стрелами. Сразу вспыхнуло семь кораблей. Онуфрий понял, что если казаки не покинут свои дощаники, то погибнут в огне. И он велел высаживаться всем на берег. Но в лесу русских уже ждали озлобленные донельзя дючеры. Они встретили казаков градом стрел. Спрятаться было некуда – казалось, что дючерские стрелы летели со всех сторон.
Онуфрий, раненный в руку, с тремя верными казаками сумел пробиться через строй врагов. Но он знал, что этим он лишь отсрочит свою гибель. В лесу, где местным охотникам был знаком каждый кустик, им вряд ли удалось оторваться от преследователей. К тому же из раны на руке Онуфрия на землю капала кровь. Перевязаться времени не было – за спиной казаки слышали радостные крики дючеров, которые безжалостно добивали раненых казаков.
«Скоро настанет и наш черед, – подумал Онуфрий. – Как там отряд Клима Иванова? Я послал его на легких стругах с двумя сотнями казаков вперед, на разведку. Догадается ли он выслать дозор, возвращаясь назад?»
Крики дючеров становились все громче и громче.
– Эх, пропадем мы, атаман! – размазывая кровь (свою? чужую?) по лицу, проговорил десятник Фрол Сбитнев. – Видно, не судьба мне вернуться домой в родную деревеньку под Коломной.
– Помолчи, Фрол, – огрызнулся Онуфрий. – Рано заказывать по самому себе панихиду. Может, мы и отобьемся от нехристей.
– Смотрите! Смотрите! – неожиданно закричал Семка Воронов, справный казак, с которым Онуфрий не раз попадал в разные передряги. – Православные, что это такое?!
Семка перекрестился, а вслед за ним перекрестились и остальные казаки. Откуда ни возьмись, впереди на полянке появился светящийся ярко-зеленый шар. Он крутился, словно детская юла, постепенно увеличиваясь в размерах. Вскоре шар превратился во что-то вроде ворот, за которыми казаки увидели синее небо и зеленый лес, совсем не похожий на здешний.
– Чудо… – прошептал Онуфрий, продолжая креститься. – Братцы, может, это Господь открыл нам ворота к спасению?
– А если не Господь? – покачал головой Фрол. – А если это наваждение сатанинское?
– А вот я сейчас возьму в руки крест, да попытаюсь пройти через эти ворота, – ответил Онуфрий. – Ежели это наваждение, то оно пропадет.
Тем временем крики дючеров становились все ближе и ближе.
– Эх, была не была! – махнул рукой Онуфрий. – Семи смертям не бывать, а одной не миновать! Кто пойдет со мной?
Шагнуть в новый для себя мир согласились все. С крестом в руке Онуфрий, на мгновение замешкавшись, шагнул в светящиеся ворота. Вслед за ним, держа наготове пищали, шагнули казаки.
Неожиданно изумрудная арка превратилась в огненный шар. Потом он потух, и ошеломленные казаки остались одни на лесной