Кланяйтесь Юлии. Как ваш внук? Напишите.
Обнимаю. Всегда помню.
Ваша Алла Демидова
Письмо Тома
15 ноября 2004 г.
Дорогая Алла! Я тебе объяснил по телефону свою ситуацию. Но могу еще добавить, что я очень устал! Ты права по поводу изменения жизни после болезни. Я сейчас наблюдаю это за сестрой, хотя она на пике (на переломе). Большой урок, который жизнь бережет для почти всякого, – первое сопоставление со смертью (стоять лицом к лицу).
Тебя трудно было поймать в Нью-Йорке даже по телефону. Я заметил, что с тобой всегда так в Нью-Йорке! Вас преследуют, особенно русские эмигранты, потому что они тебя знали в «прошлой» жизни в России. Ты стесняешься объяснить даже себе, в чем эта глубокая любовь и уважение. Но это существует – я это встречаю каждый раз, когда упоминаю русскому человеку, что мы друзья. Всякий раз, когда мы виделись с тобой в Нью-Йорке, люди тебя гоняли, ты нервничала, и нам было немножко неудобно. Так мне кажется. Лучше, чтобы мы виделись в России или в каком-либо другом месте, а не на 2 часа за несколько дней. Но я боюсь, как всегда, что я тебе наскучу.
А эти русские продюсеры в Нью-Йорке всегда тебя эксплуатируют – поют тебе какую-то песню и платят тебе пятую часть (1/5) того, что платят американской актрисе. Так было, например, когда ты сотрудничала с Клер Блум.
Спасибо за книжку. Я буду читать эту твою книжку об Ахматовой медленно и потом напишу свою рецензию. Обещаю.
И «второй вариант» пиши – ты всегда готова усовершенствоваться.
Обнимаю тебя.
Том
2005 год
Из дневников
15 января
Позвонил Краснов и пригласил участвовать в международном форуме «Жизнь народу моему!» о погибших в концентрационных лагерях. Форум будет в Кракове (там рядом был Освенцим). Актеры из России, Израиля, Польши, Германии и все президенты этих стран.
25 января
Прилетели в Краков. Помимо меня из России будут Юрский, Куценко, Рутберг, Виторган. Краков занесен снегом. Красота! Я не была здесь много лет, но почти ничего не изменилось. Форум будет в местном старом Театре им. Словацкого. Домогаров рассказывал, как он здесь играл и жил рядом. Возле него польская поклонница, не отходит ни на шаг. Я попросила ее узнать, куда перенесли могилу моего отца, который погиб под Варшавой.
26 января
Репетируем. Трудно учить текст – очень казенный. Но все выучили, кроме израильтян. Они читают по бумажке. Со мной в паре Анджей Северин (тот самый поляк, который играет в Париже в «Комеди Франсез». Я видела его там и в Гаеве, и в Клавдии, и в Дон Жуане). Вечером сидим вместе с поляками в ресторане. Они все очень милые.
27 января
Рано утром нас подняли, и мы пошли в театр. Позже – все будет оцеплено. Приезжают 4 президента: наш, украинский, польский и израильский. Мы по утреннему снежку с Домогаровым и его польской поклонницей-переводчицей пошли пешком. Он смешно подхватил нас под руки и «ну, пошли, девчонки». С ним легко. Он здесь все и всех знает. Играл целый год в местном театре. Роль выучил на польском. И, кстати, снимался тоже в польском фильме.
Театр уже оцеплен. Потихоньку зал стал наполняться: бывшие узники Освенцима и других лагерей, дипкорпус и президенты с командами. Путин опаздывает. Говорят, не прилетел еще. Начали действо. Мы с Анджеем стоим за кулисами, ждем. Кругом не продохнуть от охраны. Потом Гоша Куценко рассказывал, что он болтался за кулисами, и вдруг со служебного входа быстрым шагом поднимается Путин. Гоша от волнения к нему с укором: «Ну что же вы, Владимир Владимирович, опаздываете. Мы вас все ждем». И Путин, слегка оправдываясь: «Да вот много снега. Нелетная погода. Еле сели на аэродром».
Все было очень долго. Чтение, кадры, музыка, доклады президентов и т. д. Потом все поехали в Освенцим. Я не поехала. Я помню свое потрясение много лет назад в Югославии, когда мы «навестили» такой же лагерь. Ужас!
29 января
Всю ночь просидели в аэропорту. Очень много снега. Чистили аэродром сначала для президентов, потом для официальных делегаций. Потом улетели актеры-израильтяне. А мы сидели до утра. Не было буфета. Делились кто чем мог. Очень хорошо пел «Степь» хор им. Александрова. Начали случайно, но подхватили и, почувствовав хорошую акустику, – полетели…
Письмо
Январь 2005 г.
Дорогой Том!
Я довольно-таки долго не писала Вам. Из России отправлять почту, по-моему, нереально до сих пор. Во всяком случае – морока: надо идти на почту покупать марки, а там всегда я попадаю в перерыв.
Я, правда, попыталась Вам послать письмо по e-mail, но ответа не получила, и поэтому не знаю – дошло ли оно.
Я сейчас стараюсь меньше играть, но концерты остались. То я в Консерватории вместе с органом и хором читала из Старого Завета «Книгу Иова», то в «Страстях по Матфею» Баха вместе с солистами, которые пели, естественно, по-немецки, я читала партии Евангелиста на русском и т. д. В общем – экспериментирую. После меня и другие начинают влезать не в свои профессиональные рамки.
Том, Вы меня спросили о том, чтобы Юлия могла распоряжаться моими деньгами. Ну конечно. Только я не знаю, что для этого нужно. Написать ли мне бумагу для этого, но на каком языке? Или просто достаточно моего согласия? Или все-таки бумага нужна официальная для банка?
Я, может быть, приеду в Нью-Йорк в октябре. Еще раз – «е.б.ж.».
Странно, прошло несколько лет с тех пор, как мы с Вами не виделись, но у меня внутренняя связь с Вами не прерывается. Я думаю – это из-за Вашего благородства и доброты. Мне не так часто встречались такие люди. А сейчас в России – и подавно. Усилились агрессивность, стяжательство и еще много нехороших человеческих черт. Очень много моих близких друзей ушли из жизни по разным причинам. Это и Эдисон Денисов (композитор), и Боря Биргер (художник), и совсем недавно мой приятель, который мне помогал в бытовой жизни. Володя (мой муж) к этому не приспособлен. Я при советской власти ухитрялась жить во внутренней эмиграции от системы, а сейчас – от быта.
Например, квартира наша по московским понятиям большая, но страшно запущенная, и мы не можем делать ремонт не потому, что нет денег, а нет сил и энергии этот ремонт выдерживать.