Ян Пётр Сапега так и не поднялся с кровати. Ранение оказалось тяжелее, нежели думали лекари, обещавшие его старшему кузену поставить Яна Петра на ноги. Ему готовили возок, однако не успели. Лев Сапега велел пахоликам на руках вынести младшего родича из шатра, но тот отказался.
— Я не могу сесть в седло, Лев, — покачал головой он, — а возок подготовить уже не успевают. Спасайся сам. Московиты, какие они ни были дикари, не станут убивать меня. Посижу в Москве, а там как мир будет, вернусь домой.
— Я выручу тебя при первой возможности, Ян, — положил ему руку на плечо Лев Сапега, и поспешил покинуть шатёр, да и сам королевский лагерь, который вот-вот станет добычей московитов.
А вскоре после этого в шатёр к Яну Петру вошёл сам московитский воевода, князь Скопин в сопровождении бояр, среди которых Ян Пётр узнал предателя Трубецкого.
* * *
Как подсказывала память князя Скопина, он сражался с Яном Петром Сапегой под Калязиным и при Александровской слободе. Однако видеть его мне пришлось впервые. И выглядел раненный польский магнат далеко не лучшим образом. Выстрел в упор от князя Ивана-Пуговки подорвал его здоровье, надолго загнав в постель, что и не дало Яну Петру возможности сбежать вместе с остальными офицерами. Он и сейчас лежал на походной койке в своём шатре. Слуги подложили ему под спину побольше подушек, чтобы он мог хотя бы полусидеть, сохраняя видимость достоинства.
— Я сдаюсь на вашу милость, — заявил первым делом Сапега, — пускай и не верю в неё.
— Ты служил самозванцу, — напустился на него князь Дмитрий, уверенно взявший на себя роль главнокомандующего в нашем войске, — и тебя бы в железа заковать, как дружка твоего Зборовского. Да помрёшь ещё. Посидишь с ним вместе, будет вам о чём поговорить.
— Если бы не предательство, — Сапега яростно сверкнул глазами на Трубецкого, — вам никогда не победить нашу армию. Но сегодня слепая удача была на вашей стороне, и мне ничего не поделать.
— С тобой обойдутся, как с вором, — решительно заявил князь Дмитрий. — По слабому твоему здоровью после ранения в железо не закуём, — повторил он, — но в Москве будешь сидеть взаперти, покуда царь судьбу твою не решит.
— Я склоняюсь перед силой, — ответил Сапега, мигом обесценив всю тираду князя Дмитрия. — Но отчего князь Трубецкой не в железах, он такой же вор, как и я, если с вашей стороны глядеть? Дважды предатель.
— Я перешёл на сторону царя, — надменно ответил ему князь вместо царского брата, — и спас Отечество от ваших посягательств. Теперь Жигимонт не скоро посмотрит в нашу сторону.
— Mutare latera tempore non tradere, sedpraevenire,[1] — усмехнулся Сапега.
— Ты нас своей воровской латынью не пугай, — вспылил князь Дмитрий, — а не то велю, несмотря на слабость здоровья твоего, заковать тебя в железа.
Сапега с той же усмешкой выставил вперёд руки, как будто подставляя из для кандалов. Понимая, что проигрывает ему по всем статьям князь Дмитрий поспешил покинуть шатёр, чтобы ещё сильнее честь свою не уронить. Провожал его издевательский смех Сапеги.
— В железа, — скрипел зубами князь Дмитрий. — В тяжкие железа сукина сына заковать! Будет знать, как потешаться, воровское семя.
— Тем ты, Дмитрий Иваныч, совсем честь нашу уронишь, — осадил его я. — Он ведь и правда слаб, коли помрёт, так ославят нас на весь мир. Не хуже Грозного.
Князь Дмитрий понимал это не хуже моего, однако его явно глодало, что моральная победа в их разговоре осталась за Сапегой. Не любил такого князь, совсем не любил.
— Нам надо в Москву скорее возвращаться, — напомнил ему я. — Весть о победе царю донести.
— Я с князем Трубецким поеду, — кивнул князь Дмитрий. — Ты же пока при войске оставайся, Михаил, тут тебе самое место.
— Ты мне сейчас не указ, Дмитрий Иваныч, — снова осадил его я. — Пока пред государем не предстанем да ты не оправдаешься, ты сам и князь Трубецкой, воры, которых я должен в железо заковать да пред государевы очи доставить.
Как-то так оказалось, что при этих словах моих вокруг нас оказались лишь воеводы Бутурлины и Ляпуновы да мои выборные дворяне. Стрельцы Трубецкого сидели в своём лагере и особо не высовывались оттуда.
— Потому, — продолжил я, понимая, что наживаю себе смертельного врага, — вместе мы на Москву поедем с сеунчем к государю, а там уж как он рассудит, так и будет.
— Не рано ли ты стал зубы показывать, Михаил? — глянул на меня князь Дмитрий. — Их же и повыбивать могут.
Ничего я ему отвечать не стал, просто вместе со своими выборными дворянами и воеводами отправился дальше, оставляя князя Дмитрия вместе с Трубецким, двух врагов, старого и только что нажитого, за спиной. Может и опасно это, да только не сейчас. Сейчас у меня и без них забот по горло.
[1]Вовремя поменять сторону, не предать, а предвидеть (лат.)
Глава двадцать четвертая
По делам и награда
Мы въезжали в Москву триумфаторами. Даже после развала Тушинского воровского лагеря и бегства второго самозванца в Калугу не было такой радости, как сегодня. Жители столицы видели ляхов, стоявших в считанных вёрстах от Земляного города, самые отчаянные бегали поглядеть на них, а кое-кто даже наладил торговлишку с панами и особенно казаками да стрельцами, по широкой дуге обходя коломенский гуляй-город. Оно всегда так, кому война, а кому мать родная. Копеечка, она всегда карман согреет, а от кого получена, не так и важно.
Вдоль улиц, по которым ехали воеводы во главе, конечно же, с князем Дмитрием, Трубецким, который пустил своего коня по правую руку от царёва брата, и мной, скакавшим слева, стояли толпы народа. Нас вместе с младшими воеводами и выборными дворянами, скакавшими немного позади, приветствовали криками. В воздух летели шапки. Люди смеялись, обнимались, а сбитенщики и прочие лотошники бойко продавали свой товар, иногда наливая или насыпая в горсти страждущим и бесплатно. Такая радость сегодня была среди народа.
Правда крики не особенно радовали князя Дмитрия. То и дело он морщился, когда народ выкрикивал моё имя, а чаще просто «Скопа» или «Скопа московская», как прозвали меня. Царёв брат приветствовал всех, махал рукой, однако его как будто не особо и замечали. Всё внимание толпы было сосредоточено на мне. Все приветствия и крики были адресованы мне, и я отвечал на них, вскинув руку, улыбался в ответ, чем приводил князя Дмитрия в бешенство.
Не было с нами Якоба Делагарди. Шведский генерал педантично исполнил своё обещание и покинул наш стан сегодня