Надежда не покидала и других друзей художника.
«Что поделывает Левитан бедненький, — писал Остроухову добрейший В. Матэ, один из инициаторов избрания Левитана в академики. — Я вполне уверен, что его врачи поставят на ноги. Не будете ли добры пару слов о его здоровье нам с Серовым сообщить».
Левитан всегда много думал о смерти. Среди сделанных им выписок из книг есть такая:
«Все умрут, и злые и добрые, и бедные и богатые, и старые и молодые. Это единственное равенство, которого могли достигнуть люди. От мысли, что все умрут, до мысли „и я умру“ еще большое расстояние».
О чем он думал в эти свои последние месяцы, дни, часы?
О своих картинах, которые без него поедут на Всемирную выставку в Париж, сироты? (И не напрасно беспокоился: их очень неудачно там повесили; многие считали, что только из-за этого Левитан был обойден наградой.)
Или, не сумев попасть к избам и ярким полоскам озимей, как мечтал, наслаждался даже тем, что видел порой из окна своей комнаты? Писала же спустя два года умирающая от чахотки Якунчикова: «Я лежу и захлебываюсь от счастья, листья двигаются, формы постоянно меняются, и я мысленно все рисую и рисую».
О, боже, как хорош прохладный вечер лета,
Какая тишина! —
припоминались ему порой знакомые строки Апухтина.
Думал ли он о своих «птенцах», мысленно давая им советы:
— Что вы делаете? Зачем выписывать подробности, вырисовывать веточки, дайте общее впечатление этого зеленого кружева… только вот гнезда возьмите позвончее, пусть они кричат, как грачи!
Как грачи…
— Где Левитан, где Исаак Ильич?!
Да вот я, вот, задыхаясь от счастья, бреду этой дорожкой.
Ах, Иван Иванович, милый мой доктор, простите, я вас обманул! Прости, Аннушка, дорогая моя женушка, как я тебя зову в ласковую минуту! Сам не знаю как, но я улизнул от вас.
Я тороплюсь туда, туда, к избам, к озимям, и милая Веста, откуда ни возьмись, скачет, ластится, лижет руки, лицо…
Теплый утренний дождик каплет, каплет. И так хорошо лежать в высокой траве, подставляя ему лицо, и чувствовать, как засыпаешь, усталый от этой бесконечной дороги…
— Исаак Ильич!.. Исаак Ильич!
И, стараясь не глядеть на Турчанинову, доктор Трояновский машинальным движением педантичного медика вынимает часы.
Без двадцати пяти девять.
22 июля 1900 года (4 августа по новому стилю).
Вместо эпилога
«22. За обедом куропатки. Хорошая погода… Умер И. И. Левитан».
(Запись в дневнике художника А. А. Киселева.)
«Вчера не докончил письма, а сегодня утром газеты принесли печальную весть: Исаак Ильич Левитан приказал долго жить!
Ужасно его жалко, все как-то не верилось, чтобы болезнь его разрешилась так!.. Хороший и тонкий был художник, хороший человек и мне большой друг. Я очень любил его».
(Из письма И. С. Остроухова к А. П. Боткиной 23 июля 1900 года.)
«…Я искренно любил Левитана. После смерти Чайковского это первая смерть, которая так тяжела для меня».
(Из письма С. П. Дягилева к И. С. Остроухову 24 июля 1900 года.)
«С болью в сердце вспоминаю день похорон Левитана. Был теплый, почти жаркий июльский день. Много народу собралось в Трехсвятительском переулке у дома, где жил Левитан. Из-за границы на похороны приехал Серов. Юон, Переплетчиков, Эттингер[7], я и многие другие пришли сюда отдать свой последний долг замечательному певцу русской природы. В Москве в это время было множество флоксов, любимых цветов Левитана. Зная, как любил при жизни Исаак Ильич эти пышные цветы, я принес букет махровых бледно-розовых флоксов и положил возле гроба…».
(Из воспоминаний В. К. Бялыницкого-Бирули.)
«Летом того же 1900 года, во время Всемирной выставки в Париже, как-то захожу в наш русский отдел и вижу на рамках левитановских картин черный креп…».
(Из воспоминаний М. В. Нестерова.)
«Это начали уже из нашего полка, как скоро идет время, вот уже и Левитана нет! Нет одного из очень близких мне людей, человека глубоко мне симпатичного. Пусть ему земля легка будет. Имя же его в истории русского пейзажа начерчено яркими буквами…».
(Из письма М. В. Нестерова к А. А. Турыгину, 30 июля 1900 года.)
«Какая тяжелая утрата — смерть Левитана! Хотя мы уже давно знали, что жизнь его в большой опасности, но когда пришло известие об его смерти, не верилось этому, сердце больно сжалось. Он умер в самом расцвете таланта.
И странное совпадение: вот уже четвертое лето умирают близкие мне люди и талантливые художники… и, наконец, теперь Левитан, которого я тоже немножко считал своим учеником, а главное, хорошим товарищем и преданным другом».
(Из письма В. Д. Поленова к И. С. Остроухову, 31 июля 1900 года.)
«В июле 1900 года, будучи, на Рижском взморье, я, вернувшись домой, неожиданно заметил у себя в комнате Брускетти[8]. Глаза у пес были красные, в руках платок. „Что случилось, что с вами?“ — спросил я. „Левитан умер“, — ответила она со слезами в голосе.
…По возвращении в Москву я долго не мог привыкнуть к мысли, что Левитана нет, что не к кому пойти за советом и никто, стуча палкой, не войдет в нашу мастерскую».
(Из воспоминаний Б. Н. Липкина.)
«Иногда воспой, когда цветет сирень, заходим мы с женой на Дорогомиловское кладбище навестить наших ушедших друзей, оттуда идем на соседнее старое еврейское кладбище, идем по аллее от ворот прямо, прямо, и там в конце налево за оградой, стоит забытый скромный черный памятник[9]… Мы прибираем сор, что накопился за осень и зиму, приводим могилу в порядок. Жасмин, посаженный кем-то у могилы, не цветет еще; придет пора, зацветет и жасмин — быть может, к вечеру где-нибудь близко защелкает соловей… Оживет природа, которую так нежно любил художник».
(Из воспоминаний М. В. Нестерова.)
«Левитан до того любил природу, что, даже и не работая, с куском черного хлеба в руках, он подолгу лежал на спине где-нибудь в роще, насвистывая песенку…».
(Из воспоминаний о художнике.)
«…На прощанье скажу: больше любви, больше поклонения природе и внимания, внимания без конца…» И. Левитан
В книге использованы следующие архивные материалы:
Выписки, сделанные И. И. Левитаном из книг; письма С. П. Дягилева, С. П. Кувшинниковой, Л. С. Мизиновой к А. П. Чехову; письмо К. А. Трутовского к Н. П. Чехову (Отдел рукописей Государственной библиотеки имени В. И. Ленина, Москва).
Альбом С. П. Кувшинниковой; наброски воспоминаний И. С. Остроухова; дневник В. В. Переплетчикова; воспоминания В. К. Бялыницкого-Бируля «Последние цветы Левитана»; письма Т. Л. Щепкиной-Куперпик к отцу (Центральный государственный архив литературы и искусства, Москва).
Дневник А. А. Киселева; письма А. П. Боткиной, А. М. Васнецова,