Беатриса в Венеции. Ее величество королева - Макс Пембертон. Страница 138


О книге
в плен к французам. Наполеон назначил Фому правительственным комиссаром области. Это звание давало ему возможность видеть пленного сына, признать его, убеждать перейти на сторону нового неаполитанского правительства. Но молодой человек не желал нарушить клятву верности, данную бурбонской королеве, и отказался наотрез воспользоваться своими наследственными правами главным образом потому, что не желал колебать положения, занимаемого Альмой. При таких обстоятельствах отец был лишен возможности воспрепятствовать приведению в исполнение смертного приговора, избавить сына от участи, которой подвергались все захватываемые французами калабрийские партизаны, которых наполеоновское правительство воюющей стороной не признавало.

Приговор не был исполнен только потому, что при содействии Виктории и Торо Рикардо удалось бежать. Он пропал без вести. Его отец с горя умер.

Когда два года спустя королева Каролина позвала в Сицилию «своих» калабрийских партизанов, с ними, как мы знаем, прибыл и Петр Торо, а Рикардо удалось наконец, после длинного ряда опасных приключений, явиться также в Сицилию.

В описанную нами ночь, когда королева, направлявшаяся к партизанам, вынуждена была обратиться в бегство, ее конвойные укрылись в разрушенном замке. Туда же попали Альма и Торо; он особенно заботился о девушке, за неделю совместных действий между ними завязались дружеские отношения. Альма узнала от Петра об отказе Рикардо от своих наследственных прав, узнала, что главной причиной отказа была привязанность к ней ее двоюродного брата, и решилась воспользоваться первым удобным случаем заставить его отменить такое решение, или, по крайней мере, не отрицать свое происхождение. Документы, хранимые столько лет Петром Торо, были переданы ей стариком лично, когда конвойные королевы вместе с Альмой скрывались в развалинах.

Альма вручила теперь оба свидетельства графу Феррантино, он их развернул. Остальные присутствовавшие его окружили, заглядывая через его плечи в бумаги. Любопытство заставляло забывать в эту роковую ночь не только об этикете, но и о приличной скромности: эти старые бумажонки грозили лишить титула и имущества одного из их собратьев, и виновницей такой катастрофы являлась родная дочь. Сам Людовик Фаньяно старался казаться равнодушным, держался развязно, но это ему плохо удавалось. Всем была заметна охватившая его тревога: он был бледен, как полотно, и руки его дрожали.

— Моя дочь зашла слишком далеко, — шептал он несвязно то тому, то другому, — к чему ведет вся эта комедия?.. Все это не может изгладить очевидного факта: молодец в покоях ее величества об эту пору!.. Очевидно, вор...

— Прекрасно. Но чем вы объясните, что документы попали в руки вашей дочери?

Он и сам не мог разрешить этого вопроса, утешая себя только надеждой, что вспомнят же все наконец о главном — о скандале, подготовленном для королевы. И тогда любопытный эпизод с документами будет позабыт. А там свое-то дело он уж сам сумеет уладить.

Во время этой сцены лицо королевы хранило выражение презрительного равнодушия. В душе она была рада, что общее внимание было отвлечено от нее самой. Нравы придворной знати были ей хорошо знакомы. Все они слишком возбуждены неожиданностью; они охладели уже к главной цели своего вторжения на ее половину. И ей нетрудно будет в удобный момент осадить их, поставить на надлежащее место: стоит только произнести несколько величаво внушительных слов, силу которых она постоянно сознавала.

В наполнявшей комнату толпе стоял до сих пор безмолвно и лорд Бентинк, всемогущий при дворе Фердинанда IV английский посол. Теперь он счел выгодным продвинуться вперед и заговорить:

— Полагаю, совершенно неуместно разбирать вопрос о происхождении и правах незнакомца, попавшего ночью во дворец, и о том, откуда он появился, — сказал англичанин. — Общее внимание обратилось на него, и он продолжал: — Важно выяснить только, зачем этот молодой человек, с которым, если не ошибаюсь, государственному правосудию придется свести серьезные счеты, зачем он находится в спальне королевы, куда ночью не может входить никто, кроме его величества короля.

Затем, почтительно склоняясь перед королевой, он обратился к ней с вопросом:

— Осмеливаюсь просить ваше величество, соблаговолите сообщить нам ваше мнение. С каким намерением мог проникнуть сюда этот подозрительный человек? Покушался ли он обокрасть, а может быть и оскорбить ваше величество? Ни у кого из нас и мысли нет, чтобы вместо вора он оказался...

По лицу королевы можно было видеть, какая ужасная борьба совершалась в ее сердце. Глаза ее сверкали, как кинжалы.

Перед ней стоял ее заклятый враг Бентинк, про которого она всегда говорила, что хотела бы его в ступе истолочь. Он почтительно до унижения относился к ней в эту минуту, но в его глазах она читала торжество. Торжество над нею!.. Неужели он выиграл партию? Что она может ответить на его вопрос? Спасти себя, выдав Рикардо? Назвать его вором, чтобы не назвать своим любовником?

Она поднялась на ноги, хотя они дрожали. И вся она дрожала бесполезным бешенством тигрицы, загнанной и окруженной охотниками. Все присутствующие, чувствуя приближение кризиса, не шевелились, затаив дыхание. Один Бентинк оставался спокоен и даже вежливо улыбался.

Рикардо стоял все это время, тоже не двигаясь. Ему давно хотелось помериться с этой толпой лукавых интриганов. Он долго сдерживался, наконец потерял терпение. В нем проснулась глубокая жалость к этой затравленной женщине.

— О, Боже мой, — вскричал он, ринувшись вперед, — ведь это позор! Позор, что вы, господа, позволяете пришельцу, чужеземцу так оскорблять нашу государыню. Всех вас, господа... я вас всех...

Альма поспешно и твердо остановила его, положив свою руку на его плечо, и сказала спокойно:

— Замолчите. Я, а не вы, должна объяснить, почему вы здесь находитесь. — И, обращаясь к толпе присутствующих, она произнесла без малейшего колебания: — Господа, этот человек пришел сюда потому, что он мой возлюбленный.

— Неправда, неправда! Моя дочь лжет. Не верьте ей, господа, — воскликнул, пораженный в самое сердце, ее отец.

— Нет, отец, это правда, — возразила девушка. — Еще раз повторяю: этот человек, мой двоюродный брат, сын брата моего родителя, находится здесь потому, что он мой возлюбленный.

Все были неописуемо изумлены. Королева, не ожидавшая ничего подобного, более всех. Но у нее не хватило решимости опровергнуть слова своей чтицы. Она только устремила на нее пристальный, полный ужаса взор.

На лице Бентинка, невзирая на всегдашнее британское хладнокровие, выразилась злобная досада; его интрига не удалась, партию выиграла Каролина. Однако она не смела радоваться своему политическому торжеству: ее сердцу было слишком больно.

В эту минуту соседние парадные комнаты быстро осветились канделябрами, которые несли камер-лакеи, а в уборную неожиданно вошел сам король. Он остановился у порога и,

Перейти на страницу: