— Шейна… ты уверена?
Голос-предатель сел.
— Уверена.
Горячие женские пальчики робко скользнули на торс, очертили рельеф моего живота, рождая внутри такое пламя, о котором она и не догадывалась, и мягко легли на пах.
Бескрайний космос…
Наверное, надо было поговорить с ней о том, что она не должна со мной расплачиваться таким образом. Такого «спасибо» я не потерплю.
Наверное, надо было убрать её руку, сесть и ещё раз объяснить, что на Цварге её ждёт новая жизнь и ей совершенно нечего опасаться. Двадцать шесть лет — вся жизнь впереди. Она не видела космоса. Жила в Средневековье.
Наверное, вообще надо было сбежать в рубку и спать в кресле до прилёта Фабриса.
Наверное…
Увы, я никогда не был святым, а уж в этот миг — тем более! И выдержка у меня точно не железная.
Две долгих недели эта восхитительная девушка постоянно была рядом. Улыбалась, звенела золотыми цепочками, бросала лукавые взгляды из-под длинных светлых ресниц, смеялась, готовила еду и одурительно пахла такими бета-колебаниями, от которых всё внутри скручивало и пылало. Как в ядерном реакторе.
Шейна погладила меня через ткань брюк, и все тщательно взращиваемые зачатки сопротивления пали, как Великая стена в далёком прошлом. Даже если это «спасибо» за свободу. Даже если это швархова близость из жалости. Даже если ей «просто любопытно».
Мир покачнулся.
Сожги меня квазар!
— Я хочу… — прошептала террасорка, обжигая дыханием. — Только…
— Только? — Я уцепился за эту фразу, отчаянно желая, чтобы нашлось хоть какое-то «но». Аромат специй и пустынного ветра пьянил так, как ни один алкоголь на меня не действовал.
— Только я боюсь боли… и боюсь, что если больно будет мне, то могу случайно поранить тебя. Вот и всё, — доверчиво призналась она.
— Не переживай, я всё сделаю так, что ты не почувствуешь боли, — пробормотал я, осознавая, что попал. И добавил единственное условие: — Но я не уверен, что смогу отпустить тебя после этой ночи.
— Об этом я и не прошу. — Она нежно улыбнулась, а внутренности в который раз обдало огнём. Хотя горит ли огонь без кислорода? Шейна стала моим кислородом.
Ласкать её было так же естественно, как дышать.
Целовать…
Покрывать каждый сантиметр кожи губами, наслаждаться её ароматом эмоций и рваными вдохами. Ловить бешеный пульс у ярёмной венки под шелковистой кожей. Смотреть в наивно распахнутые дымчатые глаза и чувствовать, как от смеси восторга и желания уносит в космос. Эта девушка сама ко мне пришла! Сама захотела близости!
Моя богиня.
Моя восточная принцесса.
Мой личный оазис неисчерпаемого наслаждения.
Я не мог без неё дышать. Она стала моим кислородом в безвоздушном пространстве. Каждый поцелуй — как глоток жизни. Каждый вздох — как маленькая смерть или путешествие в чёрную дыру. Мы замерли в последнюю секунду, как будто оказались в миллиметре от горизонта событий. Да или нет? Свет, достигший этой точки, уже никогда не попадёт обратно. Точка невозврата. Так да или нет?!
— Да! — прошептала она.
— Да, — выдохнул я и втянул последние молекулы кислорода.
Она была прекрасна как сама жизнь. Как галактики. Как звёзды. Как Вселенная, которую создали боги до нас. Кислород смешался с азотом, царапая горло. Мы танцевали эту маленькую жизнь, не в силах остановиться. Акт близости, где двое потеряли ориентиры, давно разбились на корабле, выкинули скафандры к шварховой матери и перепутали пространство и время.
Разум? Не слышал. Логика? Тоже.
Нельзя, этого делать было нельзя. Но она сказала «да».
Вспышку боли я полностью оттянул на себя. Эта восхитительная террасорка никогда не должна её испытывать. Она создана исключительно для того, чтобы её носили на руках. Шейна выгнула спину, обхватывая теснее руками и ногами, и прошептала:
— Янн, хочу быть твоей. Пожалуйста. Не сдерживай себя.
И у меня сорвало последние стоп-краны. Шейна нужна была мне как никто и никогда на свете. Ни одна женщина не вызывала у меня такой противоречивой гаммы чувств: хотелось поклоняться ей, целовать кисти и стопы, хотелось растворяться в её нежности, мягкости и тепле, и в то же время хотелось отдавать всего себя так, чтобы заполнить собой целиком, до последней клеточки. Вмиг мне стало плевать на то, что мы из несопоставимых Миров, в этой каюте шаттла мы стали одним целом.
Говорят, с ума сходят поодиночке. Врут. Это обоюдное сумасшествие.
Рваные вдохи, дрожание тел, разрывающиеся в клочья лёгкие…
Мои бугрящиеся вены на руках, сводящие от судорог мышцы, её зашкаливающий пульс, наши сплетённые ноги.
Оглушающий грохот наших сердец.
Безумие какое-то.
Чтобы выжить, нужны воздух и движение. Кто кому принадлежит: свет, попавший в чёрную дыру, или чёрная дыра этому свету, потому что без света не будет дыры? Да кто его знает. Известно лишь одно — когда водород перегорает, звезда превращается в сверхновую, а когда закончился мой кислород, нас сотряс Большой Взрыв.
Как же я раньше жил без неё?
***Шейна
То, что делал Янн со мной, не было даже отдалённо похоже на то, о чём рассказывали террасорки. Даже на сотую долю. Как капля воды не походит на оазис, как песчинка не является пустыней, как покосившийся сарай никогда не станет дворцом султана. Я была уверена, что с Янном всё будет по-другому, не так, как рассказывали Бриджид или Силис, но чтобы так…
Кто ты, Янн Робер?
Мужчина другой расы или божество?! Кто тебя создал? Почему духи пустынь свели нас с тобой?
Кто ты, Янн, мужчина, наполнивший эту ночь магией? Заставивший меня комкать влажные простыни и шептать твоё имя? Доказавший, что солнечное затмение может случиться даже ночью.
Кто ты?
Целую вечность широкие ладони умело мяли моё тело будто расплавленный воск, крутили как статуэтку из влажной глины и высекали горячие искры. Его ласки — такие нежные, такие неспешные — плавили как стекло. Его чувственные губы побывали в тех местах, где Владыка запрещал касаться женщин. Я потеряла счёт времени — так прекрасно было то, что делал со мной Янн, — и греховно умоляла цварга «ещё» и «ещё».
«Сага Первых Дней» предписывает, что Женщина не должна испытывать похоти. Это сугубо мужской огонь. А я хотела.
Я упала на дно, разбилась на тысячи осколков, а Янн поднял меня и тщательно собрал, сплавил в единое целое. Наваждение какое-то! Другая реальность. Другая я.
Я даже не подозревала, что так бывает!