— Ну… — Она явно растерялась, пытаясь подобрать подходящее обоснование. — В «Саге Первых Дней» так сказано. Владыка велел женщинам есть, пить, молиться и спать отдельно от мужчин.
— Почему? — Я вновь задал логичный вопрос. — Про «спать» я ещё могу понять, это может быть неудобно, мужчины иногда храпят… но есть-то почему? — И вновь поднёс лаваш к её губам.
Я чувствовал по эмоциям, что она голодная, но почему-то она яро это отрицала.
Шейна взволнованно взмахнула руками:
— Янн, ну как вы не понимаете! Это же оскорбление!
— Кого?
— М-м-м… вас? — У неё получилось жалко и слегка вопросительно. Я расхохотался.
— А если я скажу, что меня это не оскорбляет? Мне, наоборот, будет приятно, если ты поешь.
— Но… мужчины должны есть свежую еду, Владыка создал их охотниками, им нужны силы и энергия, а женщины имеют право лишь доедать то, что они не съели, на следующий день… Вы поужинайте, а я, так и быть, съем то, что для вас окажется лишним.
— Так, Шейна, — я добавил строгости в голос, — а ну, давай ешь, или я разозлюсь.
Неожиданно это на девушку очень даже подействовало. Не задавая больше вопросов, она взяла лаваш и осторожно откусила. Потом ещё и ещё… А по ментальному фону резонаторы уловили настолько приятные бета-колебания, что я наконец-то расслабился.
— А маску ты можешь снять? Без неё же есть куда как удобнее. — Я указал жестом на кожаные ремешки на её лице. Они были аккуратными, не то что у деревенских, но всё равно страшно бесили.
Террасорка на миг замерла, а затем отрицательно покачала головой.
— Вуалеску? Нельзя! Это защита.
— М-м-м-да… От духов, что ли? — Я поморщился. Примерно что-то такое и ожидал услышать.
— Нет, от мужчин. Чтобы они не видели всего лица.
— Пф-ф-ф, то есть в твоей религии мужчины — это грязные похотливые животные, которые набрасываются на всё, что движется, и не могут держать себя в руках?
Шварх, ну как можно даже есть в этой неудобной лошадиной сбруе?!
— Вы… вы говорите греховно.
— Почему греховно? Это же ведь ты сказала, что маска — защита от других мужчин. Как видишь, я сижу рядом с тобой на одной кровати и ничего плохого до сих пор не сделал.
Шейна вспыхнула алым цветом, как будто я сказал что-то неприличное, и на этот раз замотала головой очень часто, показывая, что не согласна.
— Вуалеска… это защита, — наконец выдала она повторно. — Сниму только перед мужем.
Я пожал плечами. Перед мужем — так перед мужем…
От Шейны пришёл отклик удивления, когда ей неожиданно попалась баранина. Оказывается, несмотря на то что Аль-Мадинат жил за счёт натурального хозяйства, мясо ей доставалось редко:
— Баранина содержит нужную мужчинам энергию, а для нас Владыка создал курицу и индюшку, — пояснила гостья.
«Ну да, а ещё баранина богаче на железо и белок, чем птица», — мысленно отметил я, заранее осознавая, что Шейна не поймёт, начни я лекцию про молекулярные соединения, гемоглобин и ферритин в крови. Хорошо же Владыка «устроил» мужчин на Террасоре! Лучшая еда — всё им.
Слово за слово я расспросил её о многом и узнал тоже многое…
Я выяснил, что напротив дворца градоправителя располагается купально-помывочный комплекс, в который Идрис Свет Истины, руководствуясь модой с северных городов, вложил много личных средств и даже прорыл мудрёные канавы к реке, но, к счастью, парная так и не стала популярной в Аль-Мадинате.
— Почему «к счастью»?
— Эти тесные и влажные посещения — рассадник греха! — уверенно заявила Шейна и добавила чуть тише: — По крайней мере, так сказали проводники Владыки около двадцати лет назад, когда по Аль-Мадинату прокатился мор и те, кто пользовался парными, заразились чёрной хворью.
Сама Шейна предпочитала мыться в небольшом оазисе рядом с городом в прохладное время года, а в летнее, когда водоём пересыхал, — в тазике с ковшом. То корыто, которое стояло в моей комнате, как я и подозревал, являлось «роскошной ванной».
Я взял с очаровательной террасорки слово, что она больше не будет таскать в мою комнату воду десятилитровыми вёдрами и уж тем более не станет выносить горшок. Пришлось сознаться, что в случае необходимости я собираюсь посещать центр греха и разврата — парной комплекс. О том, как именно функционируют организмы цваргов и что в случае надобности я с лёгкостью могу на неделю или две вместо физической еды перейти на бета-колебания, решил не вдаваться в подробности.
Отдельно я расспросил про каменные розы, думая, что смогу нащупать что-то по своему делу, но Шейна принялась перечислять блюда, которые на её родине готовят с ними, так что я ничего не смог распознать. Возможно, и стоило бы рассказать, что знаю о многочисленных смертях девушек, но террасорка ужинала с таким удовольствием, что стало жалко портить ей аппетит.
Под конец я выспросил, зачем в корыто кладется простыня — оказывается, чтобы не посадить занозу от бамбука, — и сам объяснил, что такое карманы в брюках. Девушка пришла в искренний восторг, когда узнала, что вовсе необязательно подвешивать кошели и мешки на пояс, где их легко могут срезать рыночные воришки.
Шейна попросила разрешения потрогать карман в моих штанах, что стало, честно говоря, тем ещё испытанием. Тепло её пальчиков распространилось сквозь тонкую ткань подклада и отпечаталось на бедре. Однако, судя по эмоциональной составляющей, Шейна действительно не осознавала ни как действуют на меня её прикосновения, ни насколько у мужчин эта зона гхм-м-м… отзывчива. Пришлось брать всю волю в кулак.
Гостья оделась в кабинете, когда уже совсем стемнело. Перед её уходом я проверил коридор. Признаться, отпускать её совершенно не хотелось, так неожиданно легко и беззаботно прошёл вечер. Давно такого не ощущал.
***
Шейна
С колотящимся от волнения сердцем я вернулась на женскую половину дворца глубокой ночью. Туника сохла долго, но я не пожалела об этом ни на секундочку. После встречи с Янном я поймала себя на том, что в груди так хорошо и сладко, будто бабочки распахнули крылья и щекочут своими крылышками, а их пыльца, словно запрещённое вещество, будоражит кровь. Хотелось улыбаться и даже смеяться. Какой же Янн восхитительный, как много знает, какой галантный…
Однако надо всё же быть осторожнее.