– Эрганлавдий…
– Хочу, чтобы ты увидела, что я сделал с этой девкой и поняла: мне нужна как жена только ты.
Ликорис кинула встревоженный взгляд на распластанное тело.
– Подойди.
Она медленно придвинулась к постели, заглядывая в его лицо, пытаясь найти там какие–то вменяемые чувства, но их не было. Оно – искажено паучьей мимикой с сумасшедшим багровым взглядом.
– Я не только порвал её девственность и растёр маленькую вагину, но и поимел в зад, – он перевернул паучиху и, приподнимая бёдрами вверх, показал жене ягодицы в синяках и царапинах. – Смотри, она никогда не станет моей женой. Сюда мы имеем только наложниц. Ты любишь меня?
– Да, – она упала на колени, – и в избытке раздирающих чувств (жалости к этой паучихе и любви к нему), поцеловала его руки. Он погладил её по голове.
– Я грязный, уходи.
Вороница встала, поклонилась и вышла, бросив мявшемуся здесь управляющему гарема:
– Забери её и позови колдуна, нужны примочки с травами туда… Она сильно пострадала, но должна выжить.
Маргач поклонился и, постучав, вошёл в покои.
– Повелитель…
– Убери её, а мне пусть принесут лохань с хвойной пеной. И ещё…
– Да, повелитель.
– Распорядись, чтобы Ликорис принесли землеройку и украшения из новой партии – самые красивые.
– Конечно, повелитель, – он перекинул истерзанную паучиху через плечо и понёс в гарем.
Положил на кушетку, накрыл, потрогал лоб, пощупал пульс: слабый. «Девочка может не выжить», – побежал за колдуном. Того не было сейчас в замке и ему пришлось нестись во двор в его хибару. Потёрся на пороге, (Все–таки во владениях колдуна всем не по себе) постучал.
– Войдите, – за дверями послышался сухой, недовольный голос. Маргач, переминаясь с ноги на ногу, тряся круглым животом, вошёл.
– Что там у вас приключилось? – колдун окинул его беглым взглядом из–под кустистых бровей, которые давно не мешало бы подстричь. – Да что ты жмёшься как девственница перед первой ночью?
– В том и дело…
Колдун насупился, буравя недобрым взглядом.
– Повелитель эту девственницу того…
– Что того? Убил?
– Нет, почти, в смысле залюбил так, что она в себя не приходит, и воспалилось у неё всё там и там.
– Ясно, значит, золотоглазая не пришлась ему по душе. Ладно, сейчас возьму корзину снадобий и восстановим её, теперь главное, чтобы она сразу понесла.
– Угу, – кивнул Маргач, теребя кружевной рукав халата, и вскоре они вышли. Воины, находящиеся во дворе кинули на них заинтересованный взгляды и сразу отвернулись, чтобы не вызвать на себя гнев колдуна.
На месте он осмотрел паучиху, засовывая пальцы, покрытые тонкой чистой тканью во влагалище и анус.
– Плохо дело, порвал повелитель её, кровотечение внутреннее у неё в анусе. Буду вводить внутрь эликсиры, а ты держи, чтобы не дёрнулась. Управляющий гаремом начал помогать колдуну, содрогаясь от того что он делал. Видение ужасное: вставил трубку и пускал по ней зеленоватую жидкость, а к истерзанному влагалищу приложил компрессы из лечебных листьев и перевязал.
– Как помочится, скажешь служанкам повторять всё это, пока краснота и припухлость не сойдёт: корзину с травами оставлю.
Тот кивнул.
Эрганлавдий понимал, что сотворил и улетел на озеро. Всё–таки эта паучиха была выбрана ему в жёны всем кланом, и то, что он сделал, могло вылиться в большие проблемы, если это выйдет за пределы замка.
– Зачем ты советовал мне жениться на паучихе? Я такое с ней сделал, что хоть бы выжила, – заорал в сердцах.
Тишина. Тёмная озёрная гладь, будто спала.
– Отвечай! Или я иссушу это озеро и ты, если относишься к водяным паукам, задохнёшься от жажды.
Озеро зашевелилось, постепенно булькая, будто закипало.
– А что тебе говорить? Ты уничтожил честь этой паучихи. Теперь она не пригодна тебе в жёны. Древний закон не простит тебе этого.
– Да, я отимел её как шлюху в анус. Сначала не хотел этого, но меня накрыла ненависть ко всем, кто навязал мне её. Я люблю Ликорис! Скажи, как она может зачать от меня? Ты всё знаешь и молчишь.
– Колдун не откроет портал без наследника, а я не смогу на ней жениться, а дитя от паучихи, если произойдёт зачатие, не будет считаться наследником. Помоги мне, пауки голодают.
Опять наступила тишина. Повелитель долго ждал. Встал и швырнул булыжник в середину.
– Говори!
– Ладно, я помогу тебе как повелителю пауков. Дождись её зачатия и объяви об этом, пусть пауки успокоятся. Тебе нужна их покорность, и я сам открою портал в мир людей.
– Ты? Так ты можешь это сделать? – Эрганлавдий уже негодовал.
– Я всё могу, но это потребует жертвы.
– Я согласен на любые жертвы, кроме Ликорис. Тронешь её, иссушу озеро.
– Иди, жертвы будут… другие.
Паук обратился в родную ипостась и вмиг дополз к замку. Заполз через крепостные стены, миновав воинов, и вполз в покои жены. Она вздрогнула, всё ещё побаиваясь в душе его истинного вида.
– Я хочу тебя, – проскрипел.
Вороница скинула сорочку и предстала перед ним, в чём мать родила.
Он обратился в человека, и сразу кинувшись к ней, начав неистово целовать шею и грудь.
– Я почти убил её.
– Я не виню тебя. Ты – повелитель пауков и тебе подвластно всё.
– Но я изнасиловал её в анус, унизил. Я никогда не женюсь на ней и не собирался. Даже наш ребёнок не будет считаться наследником.
– Знаю, но ты получишь мир людей. Колдуну нужен тыл в виде твоего ребёнка.
– Я люблю тебя, – он отошёл, тяжело дыша.
Она подошла, опустилась на колени, сняла с него брюки и взяла в рот член, начав его ласкать, вкладывая в это всю душу. «Ему сейчас нужна мощная разрядка, моя покорность, развратность и любовь». Муж быстро пришёл к апогею, с любовью смотря на неё. Жена взяла его за руку, помогла снять камзол, рубашку и сапоги. Легла на постель, развела ноги и начала призывно себя ласкать. Её изящные пальцы играли с самой чувствительной точкой и губками. Их глаза на миг встретились, и он снова уставился на её подрагивающую плоть. Она всунула в себя палец, совершая движения бёдрами.
– Я хочу, чтобы ты насаживал меня на себя до утра.
– Ты невероятна.
– Возьми меня… бери во всех позах.
Он не смог больше просто стоять рядом, член окреп, как каменный. Придвинул её к себе и, приподняв за талию, вошёл. Они любили друг друга несколько часов подряд. Поз сменилось с дюжину. Последняя в эту ночь, в которой паук третий раз взорвался, оказалась на подоконнике в открытом окне, где длинные волосы жены развевались на ветру, а дикие стоны доносились до