— Расскажите, только в двух словах.
Когда я изложил свой план, Редклиф усмехнулся:
— Но это настоящая авантюра!
— Вовсе нет. На самом деле я все просчитал.
— Хорошо. Я передам ваше предложение. Однако у меня имеются и плохие новости…
— Что случилось?
— Разумовского прошлой ночью взяли. Он сейчас в комендатуре Секретной службы.
Я похолодел.
— Послушайте, Разумовского нужно вызволять… они же жилы из него вытянут, но заставят говорить…
— Это невозможно, Андрей Иванович. Сожалею, но Разумовский провалился. Этого уже не исправить. Молите Бога, чтобы он не выдал вас, пока вы не покинете пределы Англии.
— Он не выдаст не вас, ни меня. Но все же давайте придумаем план, как его вытащить.
— Забудьте. Это не тюрьма, а комендатура Секретной службы. Есть вещи, которые сделать просто невозможно… Редклиф задумался.– Мне тоже нравился Егор Константинович, смелый и отважный человек, хорошо проявил себя в деле, но в нашей работе случается всякое… помните, что я вам говорил еще весной? Если я попадусь — можете поставить к моей голове дуло пистолета и нажать на курок. Забудьте о Разумовском. У вас сейчас очень важная миссия и дай Бог, чтобы все прошло удачно.
— Мы просто обязаны его вытащить…
— Я запрещаю вам даже думать об этом. Тем более сейчас, когда вы готовитесь перевезти в Россию не только завербованного ученого, но и его подводный аппарат. Это война, а на любой войне бывают потери.
Я не мог поверить, что Редкиф оказался таким равнодушным циником. Он столько лет живет в Лондоне и наверняка знал какие-то подходы к сотрудникам комендатуры. Не верю, что у него нет завербованного хотя бы рядового агента в Секретной службе.
Редклиф привстал и протянул руку:
— Прощайте, Андрей Иванович. Ни пуха вам, ни пера!
— К черту!
Куратор первым покинул квартиру, оставив меня в тяжелом раздумье. Редклиф однажды признался, что он наполовину англичанин, наполовину русский. Наверное, он все же больше англичанин и никогда до конца не поймет нас, русских. Я просто не мог оставить Разумовского в застенках Секретной службы. Не мог и все. Потому что русские на войне своих не бросают. В голове быстро закрутились шарики и вскоре у меня возник дерзкий план. Но действовать нужно быстро. До поездки в Портсмут оставалось всего одиннадцать часов. Я вышел из подъезда и направился по знакомому адресу.
Пока я брел по вечернему городу, мучительно размышлял. Редкиф вовсе не циник, он профессионал. Расчетливый и хладнокровный. Он как в шахматах всегда просчитывает на три хода вперед, потому и сумел так долго продержаться на нелегальной работе. Я совершенно другой и потому мне не суждено стать настоящим шпионом…
Кэтрин вздрогнула, когда открыла дверь.
— Мистер Мельбурн? — она испуганно отступила.
Я вошел в прихожую и захлопнул за собой двери.
— Вы одна?
— Пока одна. Но через полчаса должен прийти важный джентльмен из Префектуры.
— Кэтрин, я совсем ненадолго. Помнишь, ты рассказала о пьяном сержанте из комендатуры, который посещал тебя в конце зимы и случайно признался, что кого-то ограбил в Нижнем городе? Кажется он из Портри…
Женщина нахмурилась.
— Что-то не припомню…
— Я еще тогда сказал, что мне не нужны такие мелкие сошки, как этот сержант… у него еще редкое имя… вспомни, Кэтрин, прошу, это важно…
— А… вспомнила. Его зовут Рэй. Примерно двадцать три года. В тот вечер у меня не было клиентов и я подцепила этого молодчика в «Клинси». Он купил всего час, но за этот час не слазил с меня… у него такой огромный член, что на следующий день мне даже пришлось взять выходной…
— Значит Рэй…– я вытащил из бумажника двадцать фунтов и протянул женщине.
— Спасибо, мистер Мельбурн… вы невероятно щедрый джентльмен.
— Так что он рассказывал про ограбление?
— В прошлом году, перед Рождеством, он обчистил пьяненького джентльмена в Нижнем городе. Забрал бумажник и часы. А на службу поступил только два месяца спустя. Когда он уходил, наверняка пожалел что сболтнул лишнего и пригрозил, чтобы я молчала.
— Всего доброго, Кэтрин!
Я уже собирался уходить, когда женщина тихо произнесла:
— Мистер Мельбурн, вы очень добрый человек. Но я все же должна признаться…
— В чем?
— Пару дней назад приходил полковник из Секретной службы. Он пригрозил посадить меня в Тауэр, если я не расскажу о вас.
— Что вы ему рассказали?
Кэтрин вздохнула:
— Все. Что вы хорошо платите за информацию о состоятельных клиентах.
— Как фамилия этого полковника?
— Маклоу, сэр.
— Про сержанта точно никому больше не рассказывали?
— Нет. Да я уже и забыла про него, если бы вы сегодня не напомнили.
Я кивнул и быстро вышел из квартиры.
* * *
Полковник Маклоу весь день находился в приподнятом настроении. Он уже доложил шефу о поимке шпиона. Начальник Секретной службы Джеймс Генри поручил выжать из русского все соки, но развязать язык.
Полковник прибыл в комендатуру в половине пятого и спустился в подвал. Его встретил встревоженный лейтенант Стоддарт, начальник дневной смены. Он постоянно дергал щекой, когда нервничал.
— Сэр, два часа назад русский напал на сержанта Бринсли, который принес обед. Заключенный пытался выбежать из камеры, парни схватили его и слегка отделали дубинками.
— Откройте дверь! — приказал полковник рослому сержанту со свежей ссадиной на лбу.
Заключенный лежал у стены, свернувшись в полукольцо, будто зародыш. На полу подсохшие пятна крови. Русский чуть вздрогнул, когда двери открылись, однако даже не повернул головы. Похоже лейтенант слукавил, заключенного очень хорошо отделали.
Полковник приказал принести табурет. Он присел посреди камеры и прикрикнул на сержанта, чтобы прикрыл двери.
— Ты слышишь меня, русский?
— Слышу, — глухо пробормотал Разумовский. Он осторожно присел, опираясь спиной на стену и держась за ребра. Его руки были синими от ударов, наверняка и все тело, только лицо охранники оставили целым, за исключением распухшей губы, которая слегка кровоточила.
— Ты будешь сотрудничать?
Разумовский молча покачал головой.
— Знаешь, когда мне исполнилось шестнадцать, отец подарил мне собаку,– произнес полковник.– Пес был хороший, породистый, но у него была плохая привычка, постоянно тянул все в пасть. Наелся какой-то гадости в куче мусора на заднем дворе и несколько дней ничего не ел. Просто сидел и смотрел на всех грустными глазами. На четвертый день отец вызвал ветеринара,