— На сегодня все, — сухо подытожил следователь. — Но есть и хорошие новости: мы переводим вас в одиночную камеру. Вашему церковному старосте разрешено привезти вам лекарства и кое-что из необходимых вещей.
Храмы как корабли
Пять шагов в длину и три шага в ширину. Вверху два узких окна, зарешеченных и вдобавок оплетенных, как паутиной, частой проволокой. Стекол на окнах нет. Подступала зима, и холодный морской ветер продувал этот каменный мешок. Какую же гадкую, теплую воду тут дают в поцарапанной и мятой алюминиевой кружке, какой же тухлятиной с плохо проваренным рисом кормят… Койка, столик, табурет. Не разгуляешься… Но хоть не придется теперь видеть наглые уголовные рожи, на которые он насмотрелся в общей камере…
Отец Алексий задремал….Вот он — трехлетний мальчик Саша Дехтерёв, сидящий на ступенях церковного амвона, повторяет молитву, которой научила его старенькая няня… Она первая крестила его утром и последняя — на сон грядущий; а в церковь они вместе ходили круглый год, и в погоду, и в непогоду…
Первые стихи, первые публикации в виленских журналах, литературные и художественные кружки. Потом — Морское училище в Либаве. Семнадцатилетним юношей свою любовь к поэзии и морю он воплотил в немного наивные, но искренние стихи:
Волнуется море пред сильной грозой,
И чудится горе в стихии немой.
Валы за валами, вздымаясь, бегут,
Большими горами на берег ползут,
И точно вздыхая, на скалы упав,
Леса оглашая, как будто устав…
И вот уже капитан четырехпалубного парохода «Бирма» Русского Восточно-Азиатского общества, совершающего регулярные рейсы на русско-американских линиях.
15 апреля 1912 года, около половины первого ночи, в его каюту постучал дежурный матрос.
— Господин капитан, радист получил сигнал SOS — торопливо доложил матрос.
— Иду.
Это был сигнал бедствия от парохода «Титаник» (того самого!). Прибывший в рубку штурман доложил:
— Мы слишком далеки, господин капитан, до «Титаника» больше ста миль…
Было ясно, что помочь невозможно. В полвторого ночи пришло сообщение от радиста «Титаника»: идет высадка пассажиров в шлюпки, нос парохода начал крениться…
У Дехтерёва было горько на душе. Может быть, как раз «Титаник» повлиял на то, он начал писать о морских путешествиях в санкт-петербургский журнал «Вершины» и московский «Вокруг света»…
Сейчас, лежа на жесткой тюремной кровати, Дехтерёв подумал, что не переставал чувствовать себя моряком и много лет спустя после того, как сменил капитанский китель на облачение православного священника.
Уже после освобождения он опишет службу в Троице-Сергиевой лавре, не удержавшись от сравнения с тем, что было ему памятно и мило:
Вечерня была отслужена вместе с акафистом Преподобному Сергию. По окончании вечерни дождливая погода сменилась приветливым солнцем, неожиданно засиявшим на ясном небе. На его бездонном фоне лаврские храмы развернулись, как корабли, плывущие по голубому океану Вечности.
Александр становится Алексием
1917 год сломал все планы и перевернул всю жизнь. Море осталось в прошлом. Судьба забрасывает Дехтерёва в Войско Донское. Он занимается журналистикой, печатается в газетах «Приазовский край», «Воронежский телеграф», затевает литературно-художественный журнал «Лучи солнца», выступает одним из организаторов скаутского движения на Дону.
Но вскоре становится ясно, что Белая гвардия терпит поражение в Гражданской войне. Уже в эвакуации Дехтерёв заболел тифом и выжил чудом. После выздоровления он остался жить в Галлиполи, поступив воспитателем в гимназию им. барона Врангеля.
В 1934 году случился еще один поворотный момент в его судьбе. У него завязалась переписка с иеромонахом Саввой (Константином Петровичем Струве) из монастыря Преподобного Иова Почаевского, расположенного в словацком селе Ладомирова. Письма иеромонаха так повлияли на Дехтерёва, что он отправился в Чехословакию и поступил в монастырь послушником. Преподавал русский язык и математику в монастырской школе, учил детей ближайших сел Закону Божьему, редактировал газету «Православная Русь» и приложение к нему «Детство и юность». В следующем году он был пострижен в монашество. С этого времени он — Алексий.
В декабре 1938 году он получил приход в Ужгороде, а еще через два года был переведен в египетскую Александрию настоятелем Александро-Невского храма, находившегося тогда под юрисдикцией Русской православной церкви за рубежом. Это назначение совпало с началом военных действий на территории Египта.
Экфель нур!
Дехтерёв вспоминал, как 10 июня 1940 года он, будучи по делам в Каире, узнал из утренних газет, что Италия объявила войну Англии и Франции. Так как Египет в военном отношении полностью подчинялся Великобритании, стало ясно — война добралась и до Северной Африки.
Из дневника отца Алексия:
17 июня. (Записано глубокой ночью). Тревожно и страшно стало теперь жить. И не потому страшно, что на каждом отрезке данного времени возможна гибель, а потому, что эта возможная земная гибель может случиться до завершения всего того, что необходимо еще осуществить. И только потому, что мы Христовы, душа как-то мирится (вернее, смиряется) с возможностью преждевременного (?) ухода. Особенно жутко по ночам и по вечерам. Страшно человеку в эту пору, потому что так мало человеческого осталось на земле…
Ко всему человек может привыкнуть. Или приспособиться, если угодно. Отец Алексий с изумлением, даже с радостью отмечает, что, как ни страшны ночные сирены, стоит прекратиться налету, как жизнь возвращается к своей исконной сути.
Нужно пройти через первичный страх и победить его. Как бы ни было подчас не по себе, жить нужно, не меняя своих привычек: только таким путем можно сохранить себя — свою бодрость и свою трудоспособность на продолжительное время. Если быть нам еще и при новой войне, не забудьте этого совета…
Как горестно, как жалко, сколько бед и страданий вокруг… Но жизнь идет своим чередом. Отец Алексий проводит всенощную… Увы, молящихся в церкви мало. Страшно покидать дома. Отец Алексий отверзает царские врата, возглашает «Слава Святей», мальчик подает ему кадило — и в этот момент гудит сирена, словно рвет душу.
Воздушная тревога! Но он не прерывает службу, все идет обычным чередом…
Утром Дехтерёв побывал на месте бомбежки. Развалины, пятна крови…
Из дневника отца Алексия:
Посетил один из ближайших пунктов разрушения. Здесь на месте зданий — руины… Жуткое зрелище; гораздо более жуткое, чем предполагал я… Пусть это