Когда мы доставили Кенни в Довер и приехали на нем в наш городок, встречали нас со смешанным чувством. Все-таки он был слишком большим. Пожалуй, даже больше, чем мне помнилось. Когда я служил, все вокруг было тех же масштабов, что и Боло. А здесь на фоне опрятных двухэтажных домиков и главной улицы, по которой едва могли пройти шесть человек в один ряд, Кенни казался просто чудовищно гигантским. Он возвышался над шпилем нашей церквушки и был шире конюшен Уильяма. Он был вдвое больше всего, когда-либо побывавшего на Камелоте, включая корабль пиратов. Мне было их почти жаль, ведь им предстояло столкнуться с Боло, почти таким же высоким, как их корабль, чей «Хеллбор» скорее всею даже не заметит их хлипких экранов.
Но когда я увидел, как гусеницы Кенни перемалывают аккуратно вспаханное пшеничное поле Роберта Мерри, меня вдруг охватило плохое предчувствие. Кенни был создан лишь для одной цели. Боло — самые эффективные убийцы на службе человечества. Вся их жизнь проходит сквозь бурю войн и сражений. Ничто другое не доставляет им такого наслаждения, ничего другого они просто не знают. Они кажутся добрыми, пока спят, но это всего лишь иллюзия. Поколения технологического развития сделали из них преданные своему делу боевые устройства, и ничего более.
Что мы будем делать с Кенни после пиратов, после того, как враг будет повержен?
Рики и несколько его приятелей бежали следом за Кенни, по раздавленным стеблям пшеницы, и мне вдруг стало страшно. Именно я настоял на том, чтобы привезти сюда этого Боло. Но теперь я вдруг прозрел будущее, в котором он мог уничтожить все, что делало Камелот самым прекрасным из заселенных людьми миров. Кенни мог запросто перебить нас всех и выжечь это поле всего лишь одним случайным выстрелом любого из своих малых орудий.
И я не мог ни с кем поделиться своими тревогами. На всем Камелоте, за исключением, быть может, Фредерика, никто меня просто не понял бы. Уроженцы Камелота никогда даже не слышали о Боло и были знакомы только с элементарными психотронными устройствами. Идея самоуправляемой машины-убийцы просто не укладывалась в их воображении.
Даже многие из беженцев не могли полностью осознать весь ужас происходящего. Большинству людей никогда не приходилось видеть эти чудовищные машины в действии, или, что еще хуже, приходилось, но видели они в них своих спасителей. Ни один полк Бригады Динохром никогда не терпел поражения. Ни разу.
Так что Фредерик был одним-единствейным на всем Камелоте человеком, который мог бы меня понять. На самом деле он понимал все даже лучшей меня, ведь он был техником психотронных систем, а я всего лишь одним из командиров Боло.
Нас учили очень многому об истории и психологии Боло, но техникам всегда удавалось гораздо лучше понимать многочисленные нюансы. Это входило, в их обязанности. В конце концов, Боло были созданы такими, чтобы ими было легче управлять. Они всегда рвались в бой, всегда с готовностью шли на смерть, всегда были преданы и могли справиться с любым препятствием.
Но я всегда видел в них всего лишь машины. Большие, опасные машины, способные учиться и приспосабливаться, но за которыми всегда и везде нужно было присматривать. Для меня это было одним из главных правил.
Так что я рассказывал Фредерику о том, что я вижу в нашем Кенни, за кружкой эля размышляя о том, не сделали ли мы еще хуже, доставив его сюда. Похожие разговоры частенько можно услышать в конце долгого дня, проведенного в заботах о деревьях, животных и детях, после хорошего ужина с пирогом на десерт.
Изабель быстро заметила, что я стал рассеянными и озабоченным. Она и предложила мне сходить в пивную, перехватить пинту с Фредериком и другими иммигрантами. Обычно в такие времена я ловил в ее глазах странное выражение, как будто она понимала, что есть такие проблемы, о которых она просто не хочет знать, как бы ей ни хотелось помочь мне. И что лишь те, кто жил там, на другом конце Вселенной, смогут понять и разделить мои страхи и, быть может, помочь о них забыть.
Так что мы с Фредериком довольно часто болтали о Кенни. Уильям разносил заказы, время от времени останавливаясь у камина, где группа посетителей играла в кости. А здесь в уголке было достаточно тепло. И никто нас не беспокоил.
Фредерик прислонился к стене и уперся взглядом в бревенчатый потолок.
— Все же это был наилучший выбор, — повторил он, помолчав минуту. — Потому что, даже если мы избавимся от этих пиратов, всегда может появиться кто-то еще. До сих пор никому на Камелоте это даже в голову не приходило. Со всеми этими войнами множество людей остались без дома. Как и мы когда-то, если ты еще не забыл. Очень тяжело жить, когда некуда и не к кому возвращаться. Нам понадобилось довольно много времени, чтобы оттаять. А кое-кому, похоже, это так и не удалось. Они и занялись разбоем. Больше они ничего не умеют.
Я глубокомысленно кивнул и решил помалкивать. Я не был Фредериком, чей мир отдали врагу в обмен на трехдневное перемирие и чей дом к окончанию войны превратился в выжженную пустыню. Если у кого и были причины для того, чтобы сломаться, то это был он. Но, по-видимому, он был слишком сильным человеком, чтобы позволить скорби и горечи поглотить свою душу.
Народ у камина взорвался хохотом. Мы с Фредериком глянули в их сторону. Это были наши соседи, наши друзья. Но сейчас они казались чужаками, выходцами из иного измерения. Они слишком мало знали, чтобы бояться того, что мы с собой привели. Того, что могло разбить наши жизни, уничтожить наш Камелот точно так же, как и любой другой Камелот в истории.
Фредерик поставил свою кружку на стол.
— Знаешь, Джоффри, сдается мне, я кое-что придумал... Может, и получится. Все может быть. Мне надо немного поразмыслить.
Я кивнул. Когда он еще был Фиделем, в Бригаде