Вдруг горячее обсуждение остановил глухой голос Баума:
– Разрешите старому махэру решить ваш спор. Если грабить, то местных.
Сидящие у костра с удивлением уставились на старика. Тот выбрался из землянки, так и не уснув из-за тянущей боли после побоев. Он хитро прищурился.
– Гитлеровцы начнут поиски, если вы отнимете оружие у солдат. Местные жаловаться на пропажу ружьишка или топора не побегут. Да и отдадут без лишних слов, крестьянам воевать неохота, им урожай важнее. Вот давайте узнаем у Франтишека, он хоть и не местный, но самый обычный деревенский житель. – Он растолкал дремлющего поляка и задал ему вопрос на польском, переводя ответы сидящим у костра. – Он крестьянин из-под Вроцлава, ненавидит фрицев и подрался с офицером, не хотел отдавать им свой плуг. Технику умеет чинить. Я спросил, отдал бы он свой инвентарь советским бойцам? Он ответил, что отдаст все свое хозяйство тому, кто освободит Польшу от германских солдат. – Баум торжествующе перевел взгляд на остальных. – Вот видите, даже отнимать не придется. Они сами все отдадут!
Но Сорока все никак не унимался:
– А если кто-то побежит в гестапо? Или устроит провокацию? Никому нельзя доверять! Нет, надо подкараулить патруль и отнять у него оружие!
Провизор молча покачал головой, дивясь его кровожадности. Наконец все разом уставились на капитана Романчука, ожидая решения негласного командира. Тот снова почесал отросшую бороду:
– Хорошо, если планируем нападение на патруль, то как мы это осуществим? Оружие, рекогносцировка местности, план действий… Все необходимо обмозговать и – тщательно.
Сорока оглянулся на Александра:
– Ну же, не молчите. Ваши предложения? Вы ведь офицер, товарищ Канунников. Какие войска?
– Связь, – неохотно буркнул Канунников. Его так же, как и Елизавету, начинало раздражать пустословие особиста.
– Плохо. – Тот поджал пухлые губы. – Лучше бы пехота или разведка. Какая тут связь, в Москву ни позвонить, ни телеграмму отбить.
Саше ужасно хотелось сказать что-нибудь едкое в ответ на то, что особые войска Сороки тем более сейчас бы не пригодились – некуда писать доносы. Но он сдержался, понимая бессмысленность возможной ссоры. Их всего восемь человек в огромном болотистом лесном массиве, а вокруг армия врага. Ссориться, доказывать, какой род войск важнее, – наиглупейшее занятие в этих условиях.
Романчук, похоже, принял решение. Он резко разрубил воздух ладонью:
– Идем на разведку с Александром. Нас теперь больше, остальные смогут остаться на охране лагеря. Сходим и поймем, насколько это реально. К станции надо идти. Но не к поселковой, на которой выходят пассажиры. Там патрули дежурят. Мы пойдем к техническому перегону. Туда отгоняют теплушки с новыми заключенными. Дальше тупик, дороги нет. Там нет ограждения, как в лагере. Хотя бы территорию путей осмотрим, проверим, сколько солдат охраняет участок. Якоб, объясните нам дорогу к перегону, как через лес пробраться.
Баум охотно закивал, вытащил из-за пазухи аккуратный блокнот и химический карандаш:
– Это сортировочная станция, техническая. Там всегда сцепку и перетасовку вагонов делали. Зять моего соседа проработал всю жизнь на станции, гонял паровозы. Помню его совсем пишэром, хороший парнишка.
– Может быть, с ним можно связаться? Он мог бы нас провезти в тепловозе дальше по железке? Вывезти с территории незаметно в сторону советской границы, – воодушевился Сорока.
На его предложение еврей лишь махнул пергаментной птичьей ладошкой.
– Ой вэй, гитлеровцы ненавидят юде. Адольф взялся перебить всех жидов в мире. Все наши там. – Он махнул рукой в сторону лагеря. – Их собрали и увезли в первую же неделю, как только немцы затопали по улицам города. Кто остался, носит вот это. – Он отогнул полу теплого пальто и показал нашивку в виде желтой звезды на нагрудном кармане стеганой жилетки с левой стороны. – Лата. Меня и Руфь избили за то, что она не была нашита на спине, как положено. Руфь забрали, меня оставили…
После его слов Канунников вздрогнул. Сколько же силы у этого тщедушного человечка, что вот так спокойно он может говорить о страданиях своего народа. За стенами лагеря смерти умирают его друзья, родственники, близкие.
Тем временем Василич уже раздавал указания:
– Сорока, твоя позиция у лагеря. Сук потяжелее в руки и до рассвета на наблюдении. Франтишек, поляк, переведите ему, Баум, он лезет на дерево и наблюдает за территорией по периметру.
Якоб Ааронович принялся объяснять поляку его задание, тот согласно кивал головой, тыкал пальцами и что-то говорил в ответ. Старик повернулся к огню:
– Объяснил. Если он что-то заметит, то ухнет, как филин, три раза. Я тоже пободрствую у костра. Глаза у старого Якоба уже не те, а вот слух таки как у лесного хайэ. Вам сейчас надо держаться к востоку, идти вдоль путей, где растут сосновые подросты. Их посадили, когда клали железку, вместо вырубленного леса. Наши киндэрлах любили играть там в прятки летом. Все время идете дурх унд дурх, насквозь. Пять километров, увидите вагоны – вы на месте. Перед станцией стрелка для перевода составов, дальше – отстойник и ремонтный цех. Техник-станция.
Василич внимательно следил за движениями старика, когда тот показывал направление пути. Кивнул в ответ, что-то напутственное сказал на ухо Сороке и вместе с лейтенантом Канунниковым двинулся в путь. В руках у обоих по увесистому суку, для тепла Саша обмотался толстой шалью, смущаясь про себя от своего нелепого вида. Но тело било крупным ознобом из-за ночной сырости, а верхнюю одежду уже разобрали, поэтому ему пришлось довольствоваться тем, что осталось.
Глава 4
Они пробирались почти в полной темноте, на ощупь, то и дело получая хлесткие удары ветками по лицу. Пускай уж лучше так, зато они незаметны для фрицев. В такую черную ночь часовые дремлют на своих вышках и постах, они не заметят в густой темноте две скользящие тени.
Петр Васильевич прошептал:
– Я уже вижу стрелку, давай вперед, я на ту сторону. Глубоко не суйся, приметь, где охрана, сколько народу, и назад.
Александр кивнул в ответ, припал всем телом к траве и пополз длинной ящерицей на свет фонарей, белой гирляндой обрамлявших периметр от сооружения с рычагами до серого здания с оконцами-бойницами.
Василич бесшумно скользнул по шпалам и растворился на другой стороне. Ползти пришлось недолго, уже через пару десятков метров чернота помутнела и растаяла под лучами ярких светильников. Канунников поднял голову, изучая пространство.
По обе стороны насыпи стояли деревянные вышки – близнецы лагерных постов. На маленьких площадках виднелись черные фигуры часовых. Весь периметр тупика занимали вагоны и тепловозы, расположившиеся на паутине рельсов. Рядом с небольшим