Канунников покрутил головой, стряхивая остатки сна, пробормотал удивленно:
– Как же я попрошу? Возвращаться в поселок опасно.
– Надо придумать, как с ней связаться. – Голос женщины был полон решимости. – Любым способом, Саша. Иначе нас убьют не немцы, нас убьют голод и холод. Вы мужчины, вы не думаете о таких вещах. А я знаю, что нам нужна еда. Каждый день. Одеяла, одежда. Хоть какие-то лекарства. Иначе – смерть от воспаления легких, от истощения, от инфекций. Мы не продержимся и месяца.
– Она обещала оставить провиант завтра, на болоте, там есть дерево, похожее на девушку.
Елизавета прервала его:
– Это шанс! Надо там дежурить, подкараулить ее и поговорить. Объяснить ситуацию. Мы сможем выжить в лесу, организовать подполье здесь, прямо под носом у немцев. Устраивать диверсии или даже освободить узников в лагере! – С каждым словом голос Елизаветы обретал яростную силу.
– Но как же Советский Союз… Ведь мы можем уйти к своим… – робко возразил Саша.
Женщина, до этого говорившая тихо, взвилась в горячем порыве:
– Вы, мужчины, всегда такие! Вы думаете только про войну! А я каждую ночь думаю о своей дочери, она ждет меня там, в лагере. Она ждет, когда я спасу ее. И я не брошу своего ребенка! Не отдам ее этим зверям! Ее могут вывезти в Германию, сделать рабыней, мучить, пытать! И я должна помочь, а не бежать, спасая только свою шкуру! Куда вы пойдете? Через всю страну?! Там миллионы фашистов с оружием, заставы, посты! Почему Красная армия не погнала Гитлера до сих пор, а? Польша несколько месяцев оккупирована Германией! Где наши танки, самолеты, где Красная армия? Почему нас никто не ищет?! Почему Советский Союз не освободит Польшу от вермахта?! Что вы молчите?!
Она выкрикнула то, что скопилось у нее внутри, и вдруг замолчала, сжалась дрожащим комочком на полу землянки. Через несколько секунд пришла в себя, усилием воли загнала в глубину бушующий внутри пожар. Голос Елизаветы снова стал твердым, слова ее звучали, как приказ:
– Уйдете вы дальше или останетесь здесь в лесу, решайте сами. Я не Сорока, агитировать не умею. Только, чтобы идти через Польшу, нужна еда, лекарства и теплая одежда. Мы завтра доедим все, что вы принесли. Больше продуктов нет. У нас одно теплое пальто на шесть человек. Ваша знакомая – единственный шанс. Мой муж против, Сорока его запугал, что это может быть провокация. Но я рискну, я пойду на болото и поговорю с ней! Уж лучше пускай меня схватят, чем гнить медленно от холода и голода. Вдруг получится! Сорока слишком подозрительный, осторожный, сдохнем мы из-за его трусости. Надо идти к тайнику прямо сейчас, проверить, а потом ждать вашу знакомую. Дальше… сами решите, что для вас важнее. Пускай она поможет, а вы, если хотите, можете уходить. Поделим одежду, продукты. Я вас держать и уговаривать не буду. Я останусь здесь в любых обстоятельствах. Ну же, идете?
Канунников прошептал:
– Хорошо, конечно.
Она огорошила его неожиданным открытием – а что, если никто их не ищет, что, если некуда бежать, а Советский Союз так же, как и Польша, сейчас во власти гитлеровской армии? Ведь и правда, Страна Советов огромная и могучая, значит, Красная армия должна была отразить нападение фашистов в считаные дни, освободить оккупированную Европу и вызволить из плена советских граждан. В плену у фашистов он был, там остались тысячи людей, они там уже несколько месяцев. Все это время Саша даже не сомневался, что вот-вот советские воины остановят этот кошмар. А тут вдруг надежда потухла от нескольких горьких слов…
Печальные мысли, будто путами, связали лейтенанта. Пока Лиза энергично шагала вперед по тайной тропинке к болоту, Саша еле плелся за ней, не чувствуя уверенности в теле. Вера в возвращение на родину из немецкого плена, которая поддерживала его все это время изнутри, неожиданно начала таять и вытекать по каплям, превращаясь в бессильную пустоту.
Неожиданно женщина замерла, так что он налетел сзади и с размаху наступил ей на ногу. Но она не издала ни звука, лишь приложила палец к губам и указала куда-то в темноту, откуда доносились тихий шорох и негромкие голоса.
В тишине леса можно было различить, что говорят двое – высокий женский тембр и глуховатый мужской. Женский явно был ему знаком. Канунников решительно кивнул своей спутнице на густые кусты – прячься, я пойду один. Он понимал, что рискует, страшно рискует, ведь Агнешка пришла не одна, а с сопровождением. И с каким – с неизвестным мужчиной, и это Александра насторожило.
Возбужденный опасностью мозг уже выдвинул версию, что о несчастной женщине и ее ночном госте соседи или свекровь все-таки доложили в гестапо. Поэтому теперь она, не выдержав пыток, привела эсэсовцев к тайнику, проявила слабость, предав спасенного ею же человека. Внутри него металась буря: «Просто уйти сейчас незамеченными, и все, спастись. Затаиться в укрытии. Только как же это невыносимо – прятаться, скрываться, как перепуганный слабый зверек от хищника. Нет, я не могу! Анюта меня спасла от верной смерти. Сейчас я должен вернуть долг, освободить ее! Гестаповцы замучают до смерти несчастную женщину!»
Канунников крался от дерева к дереву, на ходу соображая, как действовать. Он подобрал тяжелый сук и решил использовать его как дубинку – врезать со всей силы тому фрицу, что разговаривает с Анной, толкнуть ее на неприметную тропинку, где прячется сейчас Лиза. «Елизавета умная, она поймет, сообразит сразу. Пока я прикрою, женщины смогут убежать. Задержу немцев любой ценой, чтобы они спаслись! Больше нет сил прятаться, надо действовать».
Тяжелая палка оттягивала руку, больно впивалась сучками в кровавые волдыри на ладони, но он не обращал внимания на боль. Взгляд был прикован к двум фигурам у тонкого дерева, которое причудливо изогнулось над краем болота, вытянув ветку и крону так, что казалось, будто это женщина с распущенными волосами наклонилась и горюет над вязкой топью. У самого ствола замерла без движения бесформенная куча, лишь по коротким словам можно было понять, что под большим одеялом скрывается человек. Его спутница суетилась рядом, то и дело поправляя сползающий край одеяла, приговаривая тихо:
– Посидим сейчас, ничего страшного. Осталось до