— Я ничего не записывал, но все запоминал, — скромно похвалился соратник муз. — На память грех жаловаться. Приметы, автомобили, номера… Впрочем, вы, наверное это уже знаете?.. Хорошо. Но я думаю, что знаю то, что вам было бы узнать очень и очень интересно!
— Это нам решать, — тон Михаила вновь посуровел, — что интересно, что неинтересно. Слушай, Сергей Михайлович! Ты давай-ка потише. Ты, я смотрю, уже вообразил себя нашим сотрудником?.. Ты давай-ка заверни губу, да выбрось эту мысль из головы.
— Но я уверен, что это ценные сведения!
— А я нет. Но слушаю. Кто этот тип?
И Михеев торжественно объявил то, к чему мы были готовы:
— Его зовут… Лесницын Вадим Павлович!
Я мысленно перевел дух. Наши версии подтверждались!
— Подробнее о нем, — суховато потребовал Михаил.
Тут Михеев, похоже, сел на любимого конька. Практический психолог он был неплохой. Что-то из его рассказа нам было уже знакомо, а что-то оказалось новым и любопытным. В частности, он указал на некоторые характерные для Лесницына черты характера, которые, наверное, вряд ли бы кто другой, кроме него разглядел… Практического значения, правда, в этом вряд ли имелось, но говорило о Михееве, как о неплохом агенте.
И он это тут же подтвердил.
— Но это еще не все, — произнес он многообещающим тоном.
— Ну так говори все, а не кривляйся! — прорвалось у Виктора.
Михеев хотел было благородно обидеться, но передумал. Смекнул, что не тот случай.
— Так я и говорю, — сказал он. — Здесь есть постоянный человек для связи. Можно сказать, передаточный пункт. Почтовый ящик.
Я почему-то ощутил нехорошее томление в груди, сознавая, что через пару секунд будет произнесено имя этого человека…
Глава 22
Я заметил, как Михаил с Виктором мгновенно переглянулись. И, видимо, без слов друг друга поняли. Младшему в базар лезть не по чину. Разговор для старшего.
Михаил очень постарался быть невозмутимым, но я четко прочитал стремительный ход его мыслей. А именно: он решил включить «доброго следователя». Так оно будет лучше.
Пауза длилась секунды три. Михеев тоже помалкивал — видимо, соображая, как строить беседу.
— Слушаем, — произнес Михаил тоном куда более мягким, чем прежде. — Я вижу, вы собрались сотрудничать со следствием. Это можно только приветствовать.
Я подумал, что столь изысканным фразам его научили в школе КГБ или в том же духе учебном заведении. И психологии тоже. Как бы незаметный переход на «вы» — несложный, но рабочий психологический прием. Не знаю правда, подействовало ли это на опытного, прошедшего школу государственной службы Михеева. Скорее всего, он лишь убедился в правильности своей стратегии.
— Так я о чем вам и говорю!.. — воспрянул он.
— Пока ни о чем, — тон Михаила сразу стал холоднее. — Мы пока ничего конкретного не услышали.
— А! Ну так сейчас…
И он заговорил. И мы услышали то, чего я, признаться, никак не ожидал.
«Почтовым ящиком», по словам Михеева, являлся… ларек «Союзпечати» на вокзальном перроне! И заведовала этим ящиком моя знакомая блондинка Ольга. Она одна. Ее сменщица ни сном, ни духом.
Виктор с Михаилом вновь переглянулись. На сей раз куда более сумрачно. Я понял так, что Ольгу — примерно ровесницу — они хорошо знают. Ну, хорошо-не хорошо, но знают. И это, безусловно, неприятное открытие — узнать, что твоя знакомая землячка продалась врагу. Хотя, конечно, профессиональная выучка и это перемалывала. Марина же не удержалась от кривой усмешки. Я так понял, что и ей Ольга как-то знакома… Впрочем, ведь здесь практически все друг друга знают.
Зато Сергей Михайлович восторжествовал.
— Между прочим, — объявил он, — я имею поручение с ней встретиться.
— Передать что-то? — встрял Виктор, не удержался.
— Нет. Наоборот. Она передает информацию…
Он увлекся, начал говорить о том, как у него с Ольгой организован обмен сведениями… Я, признаться, слушал вполуха — это вопрос технический, хотя Михаил довольно нудно выпытывал из Михеева всякие подробности. Я же с некоторой досадой думал о том, что мог бы и догадаться: самое удобное место! Одно из самых оживленных в городке… По принципу: хочешь остаться незамеченным — спокойно ходи по самым людным улицам… Да! Я отвлекся.
— Ребята, — совсем уж по-дружески заговорил Михеев, как свой со своими, — может, чаю попьем? Мариночка, раз уж не вышло… гм, то самое, так не угостишь ли чайком всех?..
— Ты бы угомонился малость, — хмуро посоветовал Михаил. — Разошелся он, ишь ты… Штирлиц, тоже мне!
Я, впрочем, уже понял, что хитромудрый чиновник своего достиг. Разумеется, он сейчас нужен чекистам. Перебежчик на нашу сторону — это актив, хоть из дерьма сделанный. А служба отучает контрразведчиков от брезгливости. И потом, прохвост в гражданском чине был, по существу, прав. Перекусить не помешало бы.
— Ладно, — Михаил все же вынес вердикт. — Даем тебе шанс загладить вину перед Родиной. Но смотри… Ты под полным нашим контролем. Шаг влево, шаг вправо рассматриваем как нарушение доверия. И уж тогда пеняй на себя.
— Ну, что вы!..
Тут наш новоявленный агент совсем расцвел, ощутив себя прощенным. Речь полилась бодрым потоком — он старался уверить чекистов в том, что он, Михеев, ценнейший агент, что он полез в эту историю только затем, чтобы выявить цепочки связей… В общем, это было довольно назойливое повторение уже сказанного, с добавкой пафоса, ну и с нажимом на перспективы — насколько он, Михеев, будет полезен службе и Родине. Порожняки, одним словом, катал.
По правде сказать, мне это слушать стало в какой-то момент противно. Вообще поганый дяденька, гниль гнилью. Нет, я понимаю, конечно, что в спецслужбе не работают в белых перчатках… в моральных. Тут нет отбросов и помоек, только кадры, информация, польза. Все понимаю. И все же сидеть и слушать эту гниду так погано! Да, собственно, мне здесь и делать-то особо нечего… Парни работают, дела идут… А у меня, между прочим, еще моя собачья служба, от которой никто меня не освобождал.
— Коллеги, — внушительно промолвил я, — у меня срок увольнительной кончается…
— А, — спохватился Михаил, — да, конечно! Иди. Спасибо тебе! Отлично сработал.
Виктор улыбнулся, кивнул, подтверждая. Как отреагировала Марина, не знаю. Она была у меня за спиной. Михеев же постарался приобрести вальяжно-независимый вид, откинувшись на спинку дивана:
— А вы,