Она даже разволновалась, порозовела, глаза вновь приобрели бирюзовую немыслимую красу. Это было неожиданно для меня, привыкшего видеть девушку всегда немного замкнутой, холодновато-надменной. А тут ее точно прорвало:
— Ты знаешь… это так странно. Мой отец на этом Лесницыне всегда как-то спотыкался. И часто о нем говорил, как это ни странно.
Я почуял, что напал на какой-то если не верный, то как минимум интересный след. Не понадобилось даже задавать наводящих вопросов.
Во-первых Мария заговорила о том, что ее папенька гордился своим психологическим дарованием. Считал себя очень проницательным человеком, способным разгадывать мысли и глубоко заглядывать в души других людей. В этом была доля наивности, но и доля истины. Александр Сергеевич на самом деле был неплохим знатоком человеческой натуры. При том, что, конечно, отродясь не занимался психологией профессионально. Ну, может, что-то там прочел, пару научно-популярных книжек. Так вот…
— Ты знаешь, — еще более оживившись, повторила Мария, — впервые я услышала об этом год… ну нет, чуть поменьше. Это было на Седьмое ноября.
На Седьмое ноября к ним в гости пришла компания друзей. Выпили, разумеется. Компания распалась на мужскую и женскую. Женщины, разумеется, защебетали о чепухе, мужчины, подогретые жаркими напитками, толковали о солидном. Все это были не первые лица города, но из ближайших к ним орбит. Потому и разговоры под стать. Так и свернула беседа в сторону служебных событий. Как в этой дороге возникла тропинка темы пришельцев из области?.. — это Мария как-то упустила. Она запомнила уже горячий спор, или даже не спор, а это хозяин дома кипел в рассказе:
— Понимаете⁈ Ни-че-го! Ровным счетом! Заслон! Железный!
Речь шла именно о Лесницыне. Он поразил Александра Сергеевича тем, что доморощенный психолог ровно ничего не смог распознать в госте.
Это был уникальный случай в его практике. Обычно психолог-самоучка по тем или иным приметам находил какие-то душевные нюансы собеседников, да хоть и просто случайных людей — даже что-то вроде хобби у него такого было. А тут глухо. Стена. Как будто человек умело закрылся и не пускает в себя никого и ничего. Из себя тоже не выпускает. Никаких эмоций, никакой невербалики, кроме пустой формальной полуулыбки при встрече. Что она есть, эта улыбка, что нет ее — один и тот же замок на душе.
— Понимаете⁈ — полыхал Александр Сергеевич. — И что это значит?
— Ну что значит? — рассудительно прогудел кто-то из гостей. — Жизнь научила! А то ты не знаешь, Сергеич, каково оно там, наверху?.. Туда не взгляни, сюда не взгляни, лишнего слова не скажи… Вот мужик и выдрессировался.
В своем кругу чиновники могли позволить себе сравнительное вольнодумство.
— Э, не скажи! — в азарте возразил хозяин. — Ты что, не знаешь…
Тут он назвал пару фамилий, которые Мария прежде слыхала, что называется, краем уха — крупные областные руководители, из первой десятки чинов. И дальше было сказано, что эти мужики вполне себе нормальные, контактные, иные из них даже рубахи-парни, гуляй-душа… Ну да, можно согласиться, что это показуха, артистизм. Но ведь и это тоже показатель! И это ключик к мотивам, соображениям и так далее… А тут — ничего! Все закрыто. Ни щелочки.
— Ну, хорошо, хорошо, — с оттенком покровительственности перебил упитанный седовласый мужчина. — Допустим. Ну и какой отсюда вывод ты делаешь?..
— Хм, — лицо Александра Сергеевича стало значительным, и это казалось немного забавным в сочетании с заметным охмелением. — А какой тут может быть вывод? Значит, ему есть, что скрывать. Что он и делает. Очень успешно.
Седовласый посуровел:
— Александр Сергеич… Давай-ка сменим тему. Сдается мне, куда-то мы не совсем туда зашли.
Но Александр Сергеич, похоже, сам смекнул, что болтанул лишнего. Да, кругом все свои, но все же лучше языку большой воли не давать. В принципе. Вот тут-то Лесницын как раз и молодец.
Засопев, хозяин потянулся к бутылке армянского коньяка:
— И то правда. Ну, давайте в честь праздника!..
Мария посмотрела на меня внимательно:
— А это, будем считать, во-вторых. Я тот разговор запомнила. Хотя никогда больше про этого Лесницына не слыхала. И вдруг слышу этот твой вопрос! А тебя-то какими путями к нему привело⁈ Вот что мне удивительно.
Я взял две секунды на раздумье. Сказать, не сказать?..
Но именно в эти секунды на лестнице раздались торопливые шаги.
Я услышал их первый. Обернулся.
— Кто-то идет? — спросила Мария.
— Похоже, — сказал я.
Шаги зазвучали на лестничной площадке. Дверь распахнулась, предъявив молодого человека лет под тридцать явно нездешнего вида. Он радостно улыбался, но при виде меня улыбка враз слиняла с его лица.
Что значит нездешнего?..
Ну, в этом парне был некий столичный лоск, хотя и второсортный. Видны были богемные претензии в облике — и это при явно слабых средствах. Кожаная импортная куртка, длинный шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи, длинные волосы, легкая небритость. По первому взгляду все это было броско, даже как бы эффектно, но стоило лишь чуть вглядеться, чтобы опознать, что все оно не очень свежее, потертое, в глазах ненужная краснота. А когда он шагнул в помещение, то я четко уловил слабенький, но все же запах перегара.
— Марии Александровне — наше с переплясом!.. — успел провозгласить он заранее заготовленную фразу, уже видя меня, но еще по инерции говоря это. И по тому, как менялись его интонация, взгляд и лицо, я понял, что он внезапно догадался, что перед ним.
И я догадался. Осенило. Впрочем, дедукция здесь тоже помогла.
Это бывший сожитель Ангелины. Отец ее ребенка. Как его?.. Саша! Да. Саша.
Улыбка исчезла. Губы сжались в надменно-брезгливую линию.
Оно и понятно. Слухи в городке расплываются стремительно. И достоверные, и не очень. И то, что гражданская служащая СА Ангелина соблазнилась каким-то солдатом… недавно появившимся в части… заметным таким, почти двухметрового роста… Это наверняка успело разбежаться из уст в уста. И доехало до Сашиных ушей. Судя по всему.
— Здравствуй, Саша, — суховато приветствовала Мария. — Каким ветром занесло?
— Да так, — в голосе зазвучала язвительность, — зашел по старой памяти. По прежней дружбе… Старая дружба, говорят, не ржавеет… А тут, смотрю,