«Но что страннее всего и что не могло не поразить многих – это была странная судьба всех тех, которые получали от него деньги: все они оканчивали жизнь несчастным образом. Было ли это просто людское мнение, нелепые суеверные толки, или с умыслом распущенные слухи, – это осталось неизвестно. Но несколько примеров, случившихся в непродолжительное время пред глазами всех, были живы и разительны».
«Другой разительный пример произошел тоже в виду всех: из красавиц, которыми не бедна была тогда наша северная столица, одна одержала решительное первенство над всеми. Это было какое-то чудное слияние нашей северной красоты с красотой полудня, бриллиант, какой попадается на свете редко. Отец мой признавался, что никогда он не видывал во всю жизнь свою ничего подобного. Все, казалось, в ней соединилось: богатство, ум и душевная прелесть. Искателей была толпа, и в числе их замечательнее всех был князь Р., благороднейший, лучший из всех молодых людей, прекраснейший и лицом и рыцарскими, великодушными порывами, высокий идеал романов и женщин, Грандисон во всех отношениях. Князь Р. был влюблен страстно и безумно; такая же пламенная любовь была ему ответом. Но родственникам показалась партия неровною. Родовые вотчины князя уже давно ему не принадлежали, фамилия была в опале и плохое положенье дел его было известно всем. Вдруг князь оставляет на время столицу, будто бы с тем, чтобы поправить свои дела, и, спустя непродолжительное время, является окруженный пышностью и блеском неимоверным. Блистательные балы и праздники делают его известным двору. Отец красавицы становится благосклонным, и в городе разыгрывается интереснейшая свадьба. Откуда произошла такая перемена и неслыханное богатство жениха, этого не мог наверно изъяснить никто; но поговаривали стороною, что он вошел в какие-то условия с непостижимым ростовщиком и сделал у него заем.
Как бы то ни было, но свадьба заняла весь город. И жених и невеста были предметом общей зависти. Всем была известна их жаркая, постоянная любовь, долгие томленья, претерпенные с обеих сторон, высокие достоинства обоих. Пламенные женщины начертывали заранее то райское блаженство, которым будут наслаждаться молодые супруги. Но вышло все иначе. В один год произошла страшная перемена в муже. Ядом подозрительной ревности, нетерпимостью и неистощимыми капризами отравился дотоле благородный и прекрасный характер. Он стал тираном и мучителем жены своей, и, чего бы никто не мог предвидеть, прибегнул к самым бесчеловечным поступкам, даже побоям. В один год никто не мог узнать той женщины, которая еще недавно блистала и влекла за собою толпы покорных поклонников. Наконец, не в силах будучи выносить долее тяжелой судьбы своей, она первая заговорила о разводе. Муж пришел в бешенство при одной мысли о том. В первом движеньи неистовства ворвался он к ней в комнату с ножом и, без сомнения, заколол бы ее тут же, если бы его не схватили и не удержали. В порыве исступленья и отчаянья он обратил нож на себя – и в ужаснейших муках окончил жизнь.
Кроме сих двух примеров, совершившихся в глазах всего общества, рассказывали множество случившихся в низших классах, которые почти все имели ужасный конец. Там честный трезвый человек делался пьяницей; там купеческий приказчик обворовал своего хозяина; там извозчик, возивший несколько лет честно, за грош зарезал седока».
Приведенные отрывки взяты из второй редакции «Портрета», которая писалась в Риме в 1837–1841 гг. В первой редакции, которая писалась в 1834 г. и была напечатана в «Арабесках», вышедших в свет в январе 1835 г., нет даже ни малейшего намека на историю князя Р. Нечего и говорить, что в 1834 г., даже в завуалированном виде, ее нельзя было бы представить цензору. Знаменательно, что даже в тексте второй редакции изложению истории князя Р. предшествует многозначительно подчеркнутое указание, что случай этот происходил в царствование Екатерины II. Сделано это, конечно, для того, чтобы отвести сопоставление истории князя Р. со скандальной историей Безобразовых, главным действующим лицом которой был сам император Николай I.
Подтверждает нашу мысль и то обстоятельство, что, как уже было отмечено в литературе, «никаких исторических черт в сценах с ростовщиком, указывающих на екатерининскую эпоху, в тексте не дано».
Положенная в основу истории князя Р. история брака Безобразова рассказана в общем даже без особенных отличий, но внезапное и непонятное изменение характера героя интерпретируется согласно всей концепции повести как результат действия потусторонней силы.
За неимением данных нельзя сказать, является ли вымыслом в повести Гоголя заем князя Р., т. е. Безобразова, денег у ростовщика. Но ничего невероятного в этом нет, так как Безобразов, как мы знаем, был беден; ростовщик-индус же еще был жив в год свадьбы Безобразова.
Наконец, еще в одной детали повести узнаем мы пушкинский рассказ: мы имеем в виду последние слова приведенного отрывка – об извозчике, зарезавшем седока. Они приводят на память дядьку Сазонова, служившего в Лицее, когда там учился Пушкин. Этот дядька, по словам Корфа, совершил в это самое время шесть или семь убийств. Раскрытие этих преступлений дало повод Пушкину написать эпиграмму:
Заутра с свечкой грошевою
Явлюсь пред образом святым:
Мой друг! остался я живым,
Но был уж смерти под косою:
Сазонов был моим слугою,
А Пешель – лекарем моим.
Этого убийцу Пушкин, надо думать, неоднократно вспоминал. Так, английский путешественник Рэйкс пишет, что Пушкин в разговоре с ним в 1830 г., рассказывая об убийствах, совершенных этим Сазоновым, заметил «весьма серьезно», что это был «самый интересный убийца, которого он когда-либо знал».
По словам Рэйкса, Сазонов «безнаказанно совершил восемь убийств, девятое было раскрыто, и он сделал такое признание: „В Царском Селе он нанял сани для поездки, которая обошлась бы ему в 50 копеек. Во время езды он стал соображать, что если он убьет извозчика, то он, конечно, сбережет себе плату за проезд и, быть может, найдет сколько-нибудь денег в его кармане. Ради этого, он очень спокойно вынул нож, ударил им извозчика в спину и затем перерезал ему горло. Ограбив несчастного, он нашел только 24 копейки“».
Рэйкс не рассказывает об остальных убийствах Сазонова; но, каковы бы они ни были, у Гоголя необыкновенность преступления заключается в его кажущейся необоснованности, объясняемой автором опять-таки вмешательством потусторонней силы.
«Портрет» не исчерпывает отражений разговоров Пушкина с Гоголем. Мы видим такие же реминисценции в повестях «Нос» и «Шинель».
Интересную запись находим в дневнике Пушкина под 17 декабря 1833 г.: «В городе говорят о странном происшествии. В одном