— Кх. Допустим. А что насчёт таинственного могущественного мстителя?
— Если это тот, о ком я подумал, он и правда серьёзный. Примерно, как линкор. Но такой же тупой и плохо видит. Я могу сделать твою перепрошивку, это как подделка паспорта, только меняет всю твою сигнатуру, твою душу. Учитывая, что ты никакущий маг, риск небольшой. Пару месяцев не сможешь колдовать, твой магический уровень «двойка» никогда не вырастет. Если бы ты начал расти, твоя известность и яркость бы повысилась, он тебя так и так заметит.
— Меня устраивает.
— Но, чтобы ты понимал, этот вариант близок к кастрации в магическом смысле. Ты никогда не станешь великим магом и странником между мирами.
— Да и хрен с ним, мне бы на этот толком посмотреть.
— Многие на твоём месте предпочли бы перемещение в город богов и перспективы роста в космическом масштабе. И уж точно не урезание души и удаление части магических каналов. Это как пластическая операция, только не на лице. После пластики большинство людей становятся ещё уродливее. И это при том, что вы, люди, даже изначально уродливы. С твоей энергетикой произойдёт то же самое.
— Я решаю большинство проблем без магии.
— Погоди. Так враг тебя не найдёт, ты для него станешь невидимкой, более того с учётом пущенного твоим Предком слуха он подумает, что ты отправился в город Богов. Но ты забываешь об одной важной детали.
— Главное, что ты, гоблин, молодец, удалец и вообще специалист своего дела, которому поневоле приходится доверять.
— Которого надо замотивировать. Нам с тобой нужна сделка.
— И мне нужна сделка, — встряла Гадюкина. — Мне нужен портал в «тот» мир без магии.
— Меня устраивает трёхсторонняя сделка, — потёр руками гоблин.
— Какая к херам трёхсторонняя? — возмутился я. — Вы вообще случайно просто рядом оказались⁈ Ядвига Павловна, ты пришла спросить совет? В обе руки по совету! Я тебе, заметим, бесплатно — всё рассказал, дальше создавай риски собственной шкуре.
— Ой, да какие риски…
— Такие. Тут по городу ходит полковник секретной службы и десяток агентов, а ты мне такие вопросы задаёшь.
— Обычные вопросы.
— За такие дела Вьюрковскому бошку прострелили, если ты не в курсе. Так что я и так здорово рискую. А теперь ты хочешь влезть в сделку?
— Я помогу с переливанием крови. Среди прочего у меня есть почти что медицинский жизненный опыт.
— Даже не буду спрашивать. Гоблин. Я имел предложить тебе ни много ни мало — забирай весь от зачисленного по сделке депозит тех камушков, и ты мне ничего не должен.
— Меня не устраивает.
— Чего? Я тебе считай даром всё отдаю.
— Гоблину не надо даром, гоблину нужна сделка его жизни. Ну, ты сейчас в таком положении, что согласишься на что угодно.
— Тебе золото нужно?
— Зачем оно мне? Наоборот. Я заинтересован в том, чтобы та сделка продолжалась.
— Как?
— Обнуляем депозит, и ты снова должен мне тысячу камней «молния и радуга». Тогда я сохраню все наработки и здорово заработаю в будущем.
— Мне кажется, что ты сейчас продаёшь дешёвую пластическую операцию и переливание крови по цене четверти Техаса.
— В некотором роде. Но я знаю, что ты согласишься.
— Соглашусь.
— А этой бабёнке я дам заряжаемый артефакт для перемещения в «тот» мир, в мир без магии. Да, сразу оговоримся, что ты им пользоваться не можешь. Особенности требований куратора… Словом, просто прими это как данность.
— Да пофигу. Хотя, погоди. По сделке я плачу, а получаю я и она?
— Ну, не жмитесь, Аркадий Ефимович, — до сих пор «эта бабёнка» помалкивала, а сейчас возразила.
— Сфигали? Когда с меня снимают стружку все, кому не лень, щедрость моя меняется досадой. Короче. Её артефакт за мой счёт, а мне обратно особняк, бывший Вьюрковского в центре.
— Это мой личный особняк! Ты мне его подарил за поляков-убийц.
— А это моя личная кровь, душа, друг-гоблин…
— Я Вам не друг. Гоблин Джон занял бы другу сто долларов. Но у Джона нет друзей. Но меня Ваш особняк не интересует. Делайте, что хотите.
Гадюкина надула губы, ей не хотелось отдавать обратно особняк, который она ещё не освоила, но хотелось получить артефакт, о котором говорил Джон.
— Я согласна.
— Тогда по рукам. С меня опустошение депозита и громадный долг, который загоняет меня на годы. Как ипотека. Однако годы, проведённые тут, меня устраивают. Но, гоблин, времени у тебя мало.
— Гоблин готов.
Он достал револьвер.
— Упс, это на первый вариант, если убить. Что? Так было бы проще, дешевле и чище. Ладно. Ложись, Аркадий, буду колоть тебя иголками.
С этими словами он достал из ниоткуда, словно у него был пространственный инвентарь систему капельниц с английской маркировкой, стойку для пакета для переливания, водрузил на неё пакет с кровью устрашающего размера.
— Ты там ничего не напутаешь, Джон?
— Да чего ты распереживался, Аркадий? В крайнем случае просто получится по первому варианту, помрёшь и всё.
* * *
Я сидел на трибуне и сидеть мне было проще всего, потому что мутило и накатывала слабость.
Одна из улиц, вдоль аэродрома была вычищена для проведения на неё парада в честь дня города — моего условного дня рождения.
Перед трибуной медленно и торжественно маршировали роты франтирёров, за ней следовала рота казаков, единороги, катились блестящие «козлики».
Это был настоящий парад, потому что у нас был заключён мирный договор, то есть парад знаменовал собой окончание войны, причём, победное окончание.
Моё внутреннее Восьмое марта началось только когда гоблин, который всё это время сидел справа от меня (и которого упорно не замечал никто, кроме Гадюкиной), проворчал:
— Короче, всё сработало. Добро пожаловать в кабалу… В смысле, спасибо, что воспользовались услугами нашего банка при получении кредита. Ты мне должен тысячу камней, скорость отдачи не устанавливается, но не менее пятидесяти штук в год.
— Всё будет.
— Я тогда пошёл. Ну и это, с днём рождения тебя, Аркадий. У тебя сегодня и правда день рожденья в этом мире, — он похлопал меня по плечу. — Кровь, это так, ерунда. Твоя душа только что пережила перерождение. Скоро тебе захочется поесть.
И