Я отправлю все эти записи Эмме Марковне Орловой-Шторм при первой же оказии. А там — как бог сладит.
Эпилог 2
Сентябрь 1830 года. 15 лет в этом мире
— Маменька, они вернулись!
Борьба за дверью. Почти взрослый голос Лизоньки: «Не буди маменьку!» Ответ Алеши: «Она сказала сразу доложить».
И это правда. Поэтому надо встать.
Я поцеловала супруга, встала, отдернула штору. Рассвет, небо, идеальное для сентября. Значит, гости вдоволь нагуляются в парке. Природа, спасибо за подарок.
Мгновенно привела себя в порядок, открыла дверь. Обняла детей на пороге, вышла в коридор.
Там стоял Алексей Иванович. Тот самый Алексейка, мой первый помощник и менеджер, полюбивший меня и чуть не погоревший из-за этой любви. Самый доверенный человек.
Высокий, статный, обветренный, загорелый. Лицо пастуха, полгода слезавшего с седла, только чтобы вздремнуть в шалаше или у костра под открытым небом. Да так, скорее всего, и было.
Переплыл два океана, но загар остался.
В руке большая кожаная сума. За пятнадцать лет я насмотрелась на людей, переносящих тяжести. И поняла с первого взгляда: пусть груз и компактный, но реально увесистый.
— Здравствуйте, Эмма Марковна, — сказал он с легкой хрипотцой, — к окну пройти надо.
Я пошла в гостиную. Алексей шел следом. Обувь почищена, но наспех. Неухоженные бакенбарды. Но в каждом шаге уверенность: сегодня я имею право на мелкие вольности.
Подошел к подоконнику, сумку поставил с усилием. Рядом со мной встали дети, даже не пытавшиеся скрыть, что им интересно.
Алексей раскрыл сумку. Первый солнечный луч упал на ее сверкающее содержимое: небольшие брусочки, верно сложенные рядками, но рассыпавшиеся.
— Выполнили, Эмма Марковна, то, что вами велено, — просто сказал он.
Дети разразились аплодисментами. А Зефирка, подошедшая позже всех, не без труда поставила передние лапы на подоконник и вгляделась в сумку.
— Прости, что тебя с собой не взяли — ты бы койотов гоняла, — улыбнулся Алексейка. А собака его лизнула.
Послышались неторопливые шаги — вот и супруг. Уже в мундире, умыт и, похоже, побрился в экспресс-режиме. Встал рядом с собакой, посмотрел на золотые бруски.
— Здравствуйте, Михаил Федорович, — сказал Алексей. — Это одна трехсотая от того, что привезли.
Миша обнял Алексейку. Пожал руку. Приподнял сумку, сказал:
— Плюс два годовых бюджета. Ну что, Мушка, шампанское?
* * *
Экспедиция Алексея продолжалась два года. Была подготовлена в максимальной тайне. Мы рассуждали просто: если знаем края с доступным золотом, значит, надо воспользоваться. По крайней мере, снять сливки, взять то, что добывается простейшими раскопками. Пусть потом извлекают по крупицам и строят шахты.
Сначала думали про Аляску. А потом вспомнили про Калифорнию. Там теплее, а крепость Росс еще не продана, имеет неплохую бухту, верфь и может быть использована как точка входа.
Был построен мой первый корабль океанского класса — «Морская голубка». Совершил несколько испытательных плаваний по осенней и зимней Балтике — зимовал в Риге. А весной, после ремонта и экспресс-доработки, отправился в далекий путь через Атлантику, мимо мыса Горн, в Тихий океан.
На корабле было оборудование, достаточное, чтобы построить небольшой плавильный завод. А также выпускники Горного института и двое уральских старателей, способных почти вслепую отличать золото от слюды. По легенде, геологи должны были высадиться в Англии и пересесть на корабль, идущий в Бразилию. Само же плавание в российский калифорнийский форпост было легендировано проектом по созданию виноградных террас и развитию виноделия. Между прочим, я помнила, что в реальной истории калифорнийское столовое вино поднял на марочный уровень именно русский белоэмигрант.
Поэтому переписка с Алексеем была зашифрована под обсуждение винной отрасли. «Исследуем. Пока подходящего места под виноградник не обнаружено. Наняли сотню индейцев сажать лозы. Подмаслили мексиканского губернатора, чтобы не мешал искать плодородные земли. Старый вождь Хромой Орел рассказал про речку, где якобы находили дикий виноград…»
На этом переписка оборвалась чуть больше года назад. Мы условились, что в случае успеха экспедиция перейдет в режим полного молчания. Я понимала, что сто двадцать молодых, здоровых, хорошо вооруженных мужчин просто так не пропадут. Но первые шесть месяцев тревожилась.
Потом в Старый Свет поступили слухи, что на побережье Тихого океана найдено золото. Я понимала, что такой сигнал не заглушить, а разбавить можно. Тотчас же в самых влиятельных британских и североамериканских газетах вышли публикации о найденных золотых россыпях в Гвинее, Бразилии, Восточной Сибири, Южной Африке и еще нескольких локациях. Хотя бы на время запутать авантюристов.
И вот — победа. «Морская голубка», самый драгоценный корабль XIX века, вернулась с золотом.
* * *
«Для дел больших большие деньги надобны», — любил напевать муж строчки либретто еще не написанной оперы. Но на большие дела мы вышли не сразу. Первые месяцы из пяти неполных лет после моей декабрьской победы пришлось заниматься массой насущных проблем. В первую очередь — стараться не потерять достигнутое.
Николай Палыч отошел от испуга, слегка захандрил, пытался понять: самодержец он или нет. Его еще подначивали варшавский брат и маменька. С маменькой вышло по принципу «не было бы счастья…». Вдова-императрица от неожиданных нововведений серьезно заболела. Ей пришлось согласиться на «сонную манипуляцию», что по выздоровлении существенно снизило уровень критичности с ее стороны.
Что же касается Константина, ему напомнили: у него в Варшаве есть сейм. Теперь его аналог — Большой Госсовет — будет и в Петербурге. Несостоявшийся император язвительно заметил, что в Польше рекруты служат восемь лет, а не двадцать пять, как в России.
Отлично! Немного работы с царем — и на торжественной коронации в Москве был объявлен срок службы: десять лет. Унтер-офицеры могли остаться и служить за жалованье.
Коронация прошла весной и сопровождалась множеством милостей. Например, была решена проблема Пестеля и других членов Южного общества, названных в осведомлении доносчика Майбороды, а также агента Шервуда Верного.
С последним вышел курьез: покойный император велел ему докладывать Аракчееву, но временщик так загрустил из-за зарезанной любовницы, что донесение поступило с опозданием. А это, как в памятной истории, так и в творимой мною, дало повод царю деликатно отстранить Аракчеева от всех дел. И сразу же возвращать военных поселенцев в их прежнее состояние.
Так вот, хоть на юге восстания и не произошло, все же тамошние заговорщики, в отличие от северных, с повинной не явились,