Что там произошло — мне до конца неясно. Знал ли Юки Ацуёси заранее о парадной одежде Фудзивары-но Наримаро и сразу хотел обрядить в него убитую фрейлину или сначала убил раздевшуюся для любовных сражений найси, и тут заметил одежду рода Фудзивары? Это выявит допрос.
Но, я уверен, что камисимо Фудзивары-сама для него действительно значило гораздо больше, чем случайно подвернувшаяся под руку одежда. Знал ли он, что эта вещь принадлежит Фудзиваре-но Наримаро, его мороку, его колдовской грёзе, его Девятихвостой лисице? Конечно, ведь она украшена его гербами и, думаю, Ацуёси неоднократно видел её на Фудзиваре-сама в часы чайной церемонии. Знал ли Юки о её ценности для Наримаро? Сомневаюсь, что Фудзивара-сама с ним когда-либо откровенничал. Значит, не знал. Зачем же он надел на убитую это камисимо? Могу предположить, что камисимо принца Наримаро для него, скорее всего, означало то же, что волшебная лисья шкура в преданиях! Он, обрядив свою жертву в это камисимо, убивал не женщину — он убивал женственность в лисьей шкуре, он убивал лисицу, причём ту самую, что обвела его вокруг пальца, обольстила и сбежала!
Агония несчастной Харуко привела убийцу в экстаз: Юки показалось, что пронзив священным мечом микадо женское тело в этой лисьей шкуре, он, наконец, убил свой морок! И Юки не стал задерживаться в чайном домике. Он чувствовал себя свободным и, возможно, вёл себя как помешанный: ведь он разделался с лисой! И он, оставив в ране Кусанаги-но цуруги, своим мечом, ещё горячим от пролитой крови, выкашивает всю траву по кругу от себя, возможно, даже ликующе поёт песенку «Запах скошенной травы» из своей собственной пьесы, упиваясь подлинностью своих театральных чувств!
Всё, что ему затем было нужно: это избавиться от одежды найси и своей собственной окровавленной. Сколько времени ему понадобилось на это в пустом дворце? Минуты. У него было время искупаться и полностью привести себя в порядок.
— Это похоже на правду, — нехотя признал Наримаро.
Цунэко молча слушала.
— Но, на несчастье Ацуёси, труп был обнаружен весьма скоро — гораздо быстрее, чем он ожидал. Убийца думал, что тело найдут через несколько часов после праздника, когда все вернутся с шествия, во дворце будет полно народу, и обвинить тогда можно будет кого угодно. Но труп почти сразу после смерти Харуко случайно обнаружили люди сёгуна, и расследование неожиданно было поручено мне, о ком Юки Ацуёси, конечно же, никогда ничего не слышал, и… начальнику Палаты Цензоров принцу Фудзиваре-но Наримаро, его мороку, его ненавистной Лисице!
Такого он предвидеть, конечно, не мог. Как скоро Юки узнал об этом? Душа убийцы всегда точно цепями приковывается к месту преступления. Он видел, что охрана сёгуна отошла от чайного домика, но сад оцеплен. В нашем окне всю ночь горел фонарь — это Юки мог видеть и издали.
Принц подтвердил это сквозь зубы.
— Да, охранники говорили, что кто-то мелькал у павильона Вечерней Росы…
— Что смутило его? Беспокойство убийцы? Или он просто постепенно осознал, что смерть Харуко ни от чего его не освободила и не избавила? Может быть, и то, и другое.
В письме, написанном вам незадолго до трагедии, Ацуёси говорит: «Все женщины вдруг утратили прелесть былую…» Почему он говорит о женщинах во множественном числе? Да потому, что оказавшись влюблённым в призрак, он не мог не попытаться загасить внутреннее, сжигавшее его пламя в чужих объятьях. Я полагаю, что как раз тогда, ранней весной, он и начал метаться — и именно тогда возникла у него связь с Ванако. Он уже ненавидел вас, но именно вас, принца Наримаро. И неудивительно, что влюблённая в Юки фрейлина повторяла с его голоса слова неприязни и презрения: «Пустышка, лепёшка без начинки, ни подлинной храбрости, ни талантов…» Это не она так думала, это слова её любовника, и они как нельзя лучше подходят Юки Ацуёси.
— Ну, а Митико? Он тоже стал её любовником?
— Не знаю, но, наверное, Юки просто пытался обольстить её, и ему едва ли мешало, что фрейлина лишена привлекательности. Мы видим, что его отношения с женщинами были разными: обыкновенная, ни к чему не обязывающая связь с фрейлиной Харуко, отношения с Ванако, влюблённой в него, для которой он был единственным мужчиной, и попытка интрижки с Митико, абсолютно ему не нужной. Что он искал в этих связях? Возможно, в нём самом уже разлагалась душа. Ведь именно в это время Юки пишет пьесу «Душа умершего поэта». Он сам уже воспринимал себя мертвецом, чьей душой завладела лиса.
Принц Наримаро спросил:
— Но почему после первого убийства в ту же ночь он пошёл в Павильон Глициний?
— Полагаю, что к ночи после первого убийства Юки уже окончательно пришёл в себя и понял, что убийство Харуко не освободило его от душащего морока. Однако в душе его что-то сдвинулось. Теперь лис искушения обернулся старым матерым волком с вздыбленной шерстью, который не может остановиться, не захлебнувшись чёрной кровью. Всё исчезло, в глазах его пылал лишь пурпурный лисий цветок Хиганбана, цветок мертвецов, взращённый на человеческой крови. Юки усилился. Он почувствовал, что теперь сам может распоряжаться чужими жизнями. И чем больше он убьёт, подумал он, тем сильней станет. Демон Тамамо-но Маэ убивает всех женщин на своём пути и со смертью каждой становится всё сильнее… И Юки пошёл убивать.
— То есть он… совсем обезумел?
— Я думаю, несчастный находился словно в трёх мирах: реальном мире фактов, где он — секретарь ведомства церемоний Юки Ацуёси, ещё — в мире лисьего морока с его неутолённой и неутоляемой страстью к Хисогаве-но Хироко, и мире его собственных пьес и фантазий. Понятно, что один мир то и дело наплывал на другой и смыкался с третьим. Во время допроса перед нами ещё стоял секретарь Юки Ацуёси, умело скрывая за ужимками поэта и драматурга окровавленную волчью пасть. Однако время не ждёт, Фудзивара-сама. Нужно немедленно задержать его.
— Легко сказать, — мрачно скривился Наримаро. — Через полчаса состоится премьера его спектакля в императорском театре. У Юки Ацуёси — главная роль.
— Какая пьеса?
— Этот самый «Лисий морок». Мой человек из Палаты Цензоров читал его пьесу и допустил к постановке. Да я и сам бездумно пропустил бы эту глупую сказочку. Если бы только я мог предположить!.. Но сейчас Юки некем заменить. Однако я распоряжусь, и охрана арестует его