— Возьми, только пей не спеша. Не хочу, чтобы ты подавился раньше времени, русский лётчик! — она засмеялась, обнажив ровные белые зубы, которые ярко сверкнули на загорелом лице.
Мария была невысокого роста, но крепенькая, с сильной фигурой, не лишённой женственности. Её густые, пышные чёрные волосы были собраны в небрежный узел, но несколько непослушных прядей всё равно выбивались, обрамляя лицо. Симпатичное, живое лицо с лёгким румянцем на скулах, небольшой вздёрнутый носик, который придавал её облику чуть игривое выражение, и полные, чувственные губы. Карие глаза смотрели внимательно и цепко, с какой-то лукавой искоркой, будто она в любую секунду готова была подшутить или сказать что-то едкое. Засмотревшись на её формы, Лёха машинально отметил прекрасный третий номер под белой блузкой.
«О чем ты думаешь! Извращенец!» — возмутилась часть сознания нашего туриста поневоле, ответственная за жирки и углеводы.
« И вовсе не извращенец! Тебе бы лишь ржать, тьфу, жрать!! Не видишь ты её внутреннюю её красоту! Вот если бы снять платье...» — попыталась развить интереснейшую тему репродуктивная функция. Но была жёстко забита в дальний угол разума совместными усилиями остальных частей организма.
Лёха протянул руку, взял кружку, осторожно поднёс к губам. Тёплое, густое, с едва уловимым привкусом чего-то свежего и деревенского.
"К чёрту осторожность, а то раньше копыта отбросишь от голода, а не от отравления!" — сделал однозначный выбор в пользу здорового питания наш герой.
Молоко показалось ему необыкновенно вкусным. Он залпом осушил содержимое, провёл рукавом по губам и выдохнул, отметив про себя, что хозяйка дома в общем то очень симпатичная:
— Большое спасибо! Сеньора, вы просто ангел, спустившийся с небес!
Женщина фыркнула, но явно была довольна незамысловатым комплиментом. Она чуть склонила голову набок, распахнула темные глаза и слегка приоткрыла рот.
— Ешь, раз уж дошёл. А то не долетишь до своего Мадрида. — в её голосе присутствовал оттенок лёгкой игривости.
Лёха не заставил себя уговаривать. Проворно слопав весь батон до последней крошки, он наконец почувствовал, как в теле разливается приятная тяжесть. Голод отступил, впервые за последние сутки.
Он почувствовал, что должен что-то оставить взамен. Достав и выбрав почище приличный кусок парашютного шёлка, он протянул его женщине:
— Это вам. Хорошая вещь. На трусы, эээ… в смысле на платье... или на что захотите, – почему то обсуждение женских трусов вдруг ввергло его в смущение, - он немного испачкался, но это настоящий шёлк.
Она удивлённо посмотрела на него, затем на кусок парашюта:
— Что ты делаешь? Я не могу это принять, не нужно.
— Конечно, можете! Вы меня спасли от голодной смерти! Я хочут тебе что то подарить, а у меня больше ничего нет. Ну вот ещё есть пистолет, два пистолета, сигареты и зажигалка!
— Но вообще то тебе курить вредно! — сигареты и зажигалка обратно переехали в бездонные карманы Лёхиных галифе. — Да и оружие тебе нельзя тут хранить... Хотя... — он протянул «Беретту» женщине.
Молодая женщина с интересом разглядывала демонстрируемые русским лётчиком предметы. На предложенный пистолет она отрицательно покачала головой, видимо развеселившись, сделала очень наивное выражение лица и уточнила:
— Трусы? Это такие штанишки с оборочками. Их ещё в городе под платье одевают? Извини, я иногда не совсем понимаю твой испанский!
Лёха стал красным как итальянский "помодоро". Или испанский "томате". Точно не известно, что их них краснее.
Женщина расхохоталась и в конце концов взяла подарок. Она прижала шёлк к груди и, смущённо улыбаясь, сказала:
— Спасибо... Правда, очень мило!
После короткой паузы, сказала, слегка смущённо:
— Может, останешься отдохнуть? У нас тут в деревне нет военных…
Лёха задумался. На улице уже темнело, и предложение звучало ... Ну, звучало то оно чертовски заманчиво!
Начало июня 1937 года. Аэродром Алькала, пригород Мадрида.
На утро на аэродром Алькала пришла страшная новость, от которой у Кузьмича и Алибабаевича внутри всё оборвалось.
Командира сбили.
Едва не свалившись на месте, они начали выпытывать все известные подробности. Сначала им не верилось, что такое в принципе может быть. Сердце Кузьмича ухнуло в пятки, Алибабаевич сжал пальцы в кулаки. Из пересказа произошедшего они выяснили, что спасая своего товарища, их командир пошёл на таран!
Таран!
— А я вот! Котлетки командир делал! — маленький Алибабаевич растерянно держал в руках судки с пловом и котлетками, словно это могло что-то исправить. Он снова сжал кулаки. — Ну, твой мама!
Кузьмич молчал, угрюмо глядя в землю. Потом наконец произнес:
— Вот отпустил его одного! Как знал, что он опять в дерьмо вляпается!
Кузьмич встал, надел пилотку и махнул Алибабаевичу следовать за ним:
— Так, пойдём к начальству, что-нибудь придумают, — вымолвил штурман.
Они быстрым шагом направились к небольшому, но ухоженному домику, где находился штаб советских специалистов. Кузьмич и Алибабаевич ввалились внутрь без стука.
— Товарищ Хулио! Пётр Иванович! У нас командира сбили! — выдавил Кузьмич, едва отдышавшись.
Начальник истребительной авиации, товарищ Хулио, невысокий брюнет, обычно с приятным улыбчивым и открытым лицом, в этот раз был исключительно мрачен.
— Да знаю я, знаю. Говорил с Казаковым сегодня по телефону, он у них был старшим в вылете.
Он помолчал, поиграл желваками, потом продолжил:
— Хренов герой. В смысле герой Хренов. Ваш Алексей — герой, вот. Над аэродромом Авилья, после бомбометания, наши приняли бой с "Фиатами". Хренов на таран пошёл, чтобы "Фиат" с хвоста казаковского ведомого снять. Сбил итальянца, но и сам с парашютом прыгал. Казаков его видел, он живой, здоровый, махал шлемом.
— Но его же могут схватить! Вы же знаете, что мятежники с нашими лётчиками делают! — воскликнул Кузьмич в сильном возбуждении.
Товарищ Хулио устало провёл рукой по лицу, помассировал глаза и наконец произнес:
— Могут схватить, да. И да, я знаю, что делают. Видел.
Он взял со стола карандаш и провёл черту на карте.
— Он восемьдесят с лишним километров за линией фронта. Где-то тут, в районе аэродрома Авильи был бой, вот примерно тут его Казаков видел. Вроде бы тут. Он сам плутанул на обратной дороге и только уже над аэродромом Сото сумел сориентировался. Это еще километров десять от Авильи и не понятно в какую сторону.
Пётр Иванович сжал губы