Прежде чем отключиться, Теодора успела прочитать: «Спокойной ночи, увидимся завтра». Улыбнулась грустной улыбкой. И замерла, надеясь, что завтра мир перестанет сходить с ума и она сможет вернуть контроль над собственной жизнью.
III
– Сбежал? – осторожно переспросил Бальмон, не поверив своим ушам.
– Сбежал, – подтвердил Доминик Клоне. – У озера мы нашли следы крови в большом количестве, камешек, который уронила твоя дочь, тоже в крови. С учетом того, что на Жаклин открытых ран практически нет, думаю, у нас есть ДНК преступника. Твоя дочь молодец. Не думал, что в семействе Бальмон вырастет боевая единица. Твои все изнеженные, а жена была… Ох, прости. Я хотел сказать, что Жаклин молодец. Точка.
Кристиан пропустил остроту мимо ушей, хотя в другое время вернул бы ее Доминику. Их пикировки относительно социального класса никогда не выходили из-под контроля, но со стороны казались весьма жесткими. Сейчас важнее была Жаклин. Слушать размышления Доминика о крови и количестве ран на теле дочери было невыносимо, но Бальмон держался, позволив себе лишь с тревогой оглянуться на палату, где лежала Жаклин. Ей сделали укол седативного, и девушка уснула.
Бальмон переговорил с врачом, убедился, что в целом дочь не пострадала, если не принимать во внимание психологический аспект, и решил остаться в больнице и забрать девушку домой, как только ее отпустят.
Туда же спустя несколько часов и приехал Доминик. Он выглядел изможденным и возбужденным одновременно. В руках держал увесистую папку с бумагами, которую бросил на больничную скамью рядом с другом, а сам принялся мерить шагами пустой в ночное время коридор. Персонал больницы их не беспокоил. Если с комиссаром полиции они могли поспорить, то с Бальмоном, чья семья была одним из главных спонсоров, – нет.
– Как у него вообще хватило сил уйти, если она треснула его по голове? – приглушенно спросил Кристиан, чтобы чем-то забить тишину.
На самом деле ему было плевать на парня. Ничего хорошего Кристиан ему не желал и по-прежнему был готов разорвать собственными руками, хотя тупая ярость в груди уже рассасывалась, уступая место усталости. Это был слишком длинный день, непохожий на все остальные. Даже когда ему сообщили о смерти Анны, он отреагировал спокойнее и перенес последующие события легче, чем один этот вечер. С момента звонка Акселя Грина до того, когда он нашел дочь в разорванной одежде на проселочной дороге, прошло всего несколько часов. Всего несколько часов, растянувшихся на целую вечность, наполненную самым страшным для мужчины чувством – бессилием.
Бесполезный. Никчемный. Неспособный решить проблему. Именно таким ощущал себя Кристиан, пока искал дочь.
– Оглушила, – нарочито спокойным голосом продолжил Клоне. – Сбежала. Не каждому взрослому это под силу, а тут подросток. Криминалисты еще работают на месте, но по предварительной оценке Ален ушел в лес. Сейчас поиски затруднены: погода, темнота, сложный рельеф, но с первыми лучами солнца мы бросим все имеющиеся силы. Я уже передал ориентировку. Так что мы его найдем, можешь быть спокоен.
Спокойным оставаться Бальмон не сможет до тех пор, пока мерзавец не предстанет перед судом, и Доминик это знал, но дежурные фразы вопреки всему помогали собраться и стабилизироваться.
– Нет, – покачал головой Кристиан и взлохматил волосы усталым жестом, – до покоя нам далеко. Мне нужно организовать перелет в Треверберг.
– Неожиданно, – хмыкнул Доминик, на мгновение остановившись. – Зачем?
– Грин просил, – нехотя сообщил Бальмон. – А он оказался прав. Так что мы с Жаклин на какое-то время уедем, а вы пока поймаете этого мерзавца и выясните, что вообще произошло. У Грина были основания подозревать, что мы в опасности. И, как видишь, подозрения себя оправдали. Никогда не забуду, в каком виде я ее нашел. Господи… – Он закрыл лицо руками и замер.
– Самого страшного не произошло. Ален ее не убил и не изнасиловал. Только напугал. Если Жаклин подхватит воспаление легких, ее вылечат. Травму проработает с психологом, все с твоей дочерью будет хорошо.
Кристиан так не думал. Дочь планировала работать в полиции, заниматься расследованиями особо тяжких преступлений, хотела специализироваться на серийных убийцах. Тут так просто травму не проработать. Вероятнее всего, произошедшее заставит ее действовать, и немедленно, принимать жесткие решения, убедит, что намерение, которое Бальмону было проще списывать на детскую мечту, – единственно верный путь.
Он не желал дочери такой судьбы. Быть женщиной в мире мужчин, добиваться своего, доказывать, что она хороша, делая вдвое, а то и втрое больше, чем необходимо любому другому. Ей нужно доказывать, что она достойна своей фамилии. А в случае, если выберет профайлинг, – еще и бороться с предрассудками, что женщине не место в органах.
Доминик уехал, а Кристиан задремал, прислонившись к стене. Ему не снилось ничего. Он прижался затылком к шершавой штукатурке, чувствуя прохладу стены, слыша каждый шорох в больнице, и просто отключился. Пожалуй, только сейчас он выглядел на свой возраст. Почти на пятьдесят. В тревожном сне, сидя на неудобной больничной скамейке, представитель почти полностью уничтоженной, но до сих пор одной из самых влиятельных семей Франции, выглядел наконец обычным человеком. Мужем, который потерял жену. Отцом, который чуть было не потерял дочь. Мужчиной, который на самом деле никогда не был счастлив, фокусировался на чем угодно, но только не на себе.
Он проснулся от того, что кто-то тронул плечо. Сон слетел мгновенно, Бальмон выпрямился и невидящим еще взглядом посмотрел на медсестру, не вполне осознавая, где он находится и что происходит. Он не помнил, когда в последний раз его сон прерывали. Девушка отдернула руку, будто сделала что-то непозволительное, стушевалась и пискнула:
– Месье Бальмон, ваша дочь пришла в себя и зовет вас.
– Благодарю.
Он встал, даже умудрился не пошатнуться, и направился в палату к Жаклин, с трудом переставляя затекшие ноги. Тело отозвалось глухой болью, но Кристиану было плевать на все, лишь бы скорее ее увидеть, скорее убедиться, что с ней действительно все хорошо.
Жаклин сидела в постели и смотрела в окно. Услышав его шаги, она повернула голову. Не улыбнулась. Уже тщательно умытая, девушка казалась фарфоровой, и поэтому ее еще больше хотелось защитить. Острые плечи, тонкая шейка, выпирающие ключицы. Он посмотрел на дочь новыми глазами и ужаснулся. Кристиан замкнулся в собственном шоке и горе и не замечал, как менялась она, не справляясь с