Ох, Огонек! Беги! Утара вскрикнула, прижав руку ко рту. Еще миг она ощущала надежду пополам с отчаяньем. А потом сила схлынула.
* * *
Человек с хрустальным кинжалом бежал по улицам Йарахонга. Он двигался так быстро и неутомимо, словно был колесом повозки, которая ехала всю ночь, а потом в нее запрягли свежего жеребца, и она помчалась резвее прежнего. Ступицы и обода не устают, только изнашиваются. Но этому человеку до изношенности было далеко. Его ноги мелькали, как спицы.
Непроглядная темень, казалось, вовсе ему не мешала. Бег направляло не зрение, а иная сила, та же самая, что прежде привела его в хрустальный храм. Только теперь она ощущалась внутри тела еще настойчивей и резче. Мощно и уверенно билось сердце, вбивались подошвы в мостовую, в мозгу горела накрепко вбитая цель. Четкая и простая. Не требующая раздумий и сомнений. Прямая, как прочерченный по линейке путь.
Хрустальный кинжал по-прежнему оставался при нем, но никто не мог увидеть драгоценных отблесков и переливов. Сверкающее оружие пряталось за пазухой под одеждами. Держать его все время в руке — рукоятью к коже — больше не было необходимостью. Человек стал беззаветно предан той, что отправила его в путь, и готовность выполнить любое желание богини наполняло радостью все его существо.
Владычица накрепко запечатлела приказ в рассудке, и теперь его приводила в восторг сама мысль о том, что он сумел уловить отголосок ее чувств и желаний. Она не терпела конкурентов и ни с кем не хотела делиться будущим. Тем самым, которое терпеливо и помалу строила для себя.
Владычица Пресветлая Тимарет велела ему, а он с радостью и упоением подчинялся ее воле. И он сделает все возможное, чтобы не опоздать.
Глава 23. Надежда и решимость
— Бес-с-сполезно, — шипела Тьма над головой Рани, — глупые божки и их прихлебатели. Зря оттягивают время. Это их не спасет. На что они рассчитывают? Их осталось совсем мало, они ранены. Почему бы просто не сдаться и не ускорить события?
В голосе Тьмы слышалось нетерпение, но Рани было не до оттенков и смыслов. Он замерз и омертвел от долгой неподвижности. Казалось, даже если сейчас кокон раскроется, онемевшие ноги не удержат тело, и Рани упадет. Но его оболочка, похоже, становилась только прочней. Если вначале кокон прижимался к телу душным покрывалом, то теперь сделался жестким, как панцирь. Рани на пробу ткнулся в него лбом. Скорлупа не поддалась.
Что он мог? Да ничего. Только стоять-висеть внутри и ждать, что будет дальше. Всего лишь смотреть, как Тьма забирает город себе. Каким дураком он был! Как легко попался на заботу и обещание мести! Не признал вранье.
Рани отвел голову назад и с размаху долбанул лбом в твердую корку. Еще. Еще — до тех пор, пока от брови к носу не потянулась струйка крови. Рани остановился, задыхаясь от боли и отчаяния. Гладкая поверхность кокона холодила кожу. Ему бы заплакать, да слез не осталось.
— Глупое дитя. Нестабильное. Бесполезное. Слабое, — шепот прошелестел за ухом и исчез, сменившись на брезгливо-пренебрежительную тишину.
У Тьмы хватало дел и без его соплей.
Он подвел кокон с Рани почти вплотную к выжившим, сбившимся в кучку у стены. Что отделяло их от смерти? Рани вгляделся в лица. Двое высоких парней впереди зыркали исподлобья, как загнанные в угол крысы. Они были готовы драться хоть голыми руками. Плечистый бородач смотрел спокойно и почти расслабленно, но это было спокойствие и равновесие стали. Девушка нервно оглядывалась то на своих спутников, то в темноту, но не бежала, не опускала рук. Надежда и упрямство — вот что их держало. Рани раньше всегда удирал от опасности, если мог. И это спасало его до тех пор, пока он сам не загнал себя в ловушку. Но эти… Эти были готовы драться.
— Вот и все, — шёпот скользнул, как выдох.
Подчиняясь почти неразличимому звуку, чернота кокона проросла нитями. Рани обреченно смотрел, как они тянутся к живому теплу, заплетают, заматывают. Как люди дергаются, но слишком слабо и слишком поздно. Как неслышно переминаются с лапы на лапу баргесты, все туже стягивая кольцо. Сейчас они прыгнут на спеленутых паутиной людей — и здесь все будет кончено. Тьме больше не нужно играть и запугивать. Время заканчивать быстро и наверняка.
За миг до прыжка баргестов нити вспыхнули и рассыпались пеплом. Ослепительно светящаяся полоса пробежала по мостовой и вспухла стеной огня. Рани вскрикнул от неожиданности и восторга, но тут же прикусил язык: Тьма заметит. Кто знает, что с ним тогда сделают. Но Тьме, похоже, все еще было не до него. Баргесты изваяниями застыли в полшаге от границы круга. Дымная шкура клубилась завитками на их холках и боках, острые уши ловили шорохи.
Пламенный круг выглядел не так, как первый. На вид жаркий и опасный, но прерывистее и слабей. Вдвое ниже, чем раньше. Долго ли он продержится? Что тогда останется от упрямства и надежды? Рани кусал губы. Ногти воткнулись в ладони. Неужели отсюда он совсем ничем не может им помочь?
Хотя почему нет? Он же чувствует баргестов, как собственные руки. Пусть замерзшие и онемевшие, но свои. И как он раньше не догадался?
Рани на пробу шевельнул мизинцем. Нет, не так. Он сощурился и провел мысленную черту от себя к ближайшему псу. Под кожей баргеста медленно пульсировало черное. Подушечки переступающих лап легко касались камней брусчатки, гораздо легче, чем у живых существ. Один из когтей на передней лапе был сломан и почему-то не восстановился. И хотя это не доставляло псу неудобств, Рани мысленно дотронулся и вытянул острие когтя достаточно, чтобы оно сравнялось с остальными. Дымное тело баргеста лепилось легко, как разогретый воск.
Вот так, хорошо. Рани закусил губу и постарался унять частое дыхание. Лучше бы Тьме не замечать, чем он тут занят. Выдох. Вдох. Выдох. А теперь незримым касанием пробежаться по напряженным мускулам пса, расслабляя, успокаивая их. Вот так, понемногу. Тебе не надо никуда стремиться. Отдохни. Вот так, хорошо.
Тьма зашипела над макушкой, резко и гневно, как вода, с размаху выплеснутая в огонь. Рани вздрогнул и отшатнулся, больно ударившись плечом. Дурак! Жалкий болван! Надеялся, радовался, боялся? Ха! Думал — Тьма не заметит?