– Вы не возражаете, если я к вам загляну через три дня? – спросил он меня. Я опять пожал плечами и покачал головой. Нет, не возражаю.
– Дима, ты куда? – мама встала и подошла ко мне, когда я сгрёб книжку с кредитками, рассовал их по карманам и снова пошёл к двери.
– Домой, пешком. Я хочу пройтись.
– Дим…
– Мама, я хочу пройтись.
Оставив мать решать какие-то вопросы, я покинул банк, расположенный в центре Твери.
Я шёл по широким улицам, не глядя вокруг и ничего не замечая. Внезапно моё внимание привлёк газетный киоск, стоящий у меня на пути. Вернее, не сам киоск. Подойдя ближе, я понял, что не ошибся. Почти со всех газет и журналов, кроме детских и для мужчин, на меня смотрел Саша.
Камера его любила, он был красив, отметил я про себя. Фотографии были в чёрных рамочках, над ними вились бессмысленные слова сожаления, а также то, что мир потерял такого замечательного человека, и не только мир. Биржи штормит, акции кренятся, и никто не знает, что делать, потому что наследник Наумова ещё сопляк. А дальше шёл закономерный вопрос: быть или не быть финансовому кризису?
Я попятился от киоска, в голове звенело, а где-то в районе солнечного сплетения начала скручиваться невидимая пружина. Внезапно я ощутил спиной какое-то препятствие.
– Осторожнее, пацан, – добродушно произнёс высокий, полный мужчина, на которого я наткнулся.
Я посмотрел на него невидящим взглядом, а потом побежал. Я бежал и бежал, и смог остановиться, только когда переступил порог дома.
Надо ли говорить, что так далеко я не бегал никогда. Уже попав в холл, просто упал на пол, не в состоянии протолкнуть воздух к горящим лёгким. В таком положении меня нашла мама.
– Дима, вставай и собирайся, – устало сказала она, проведя рукой по моим волосам.
– Зачем? – я не собирался вставать.
Не хочу, буду лежать так все три дня. А потом меня найдёт Гомельский, и мы будем выяснять всё про гипотетический кризис. Хотя нет, через два мне нужно будет встать и встретиться с Ромой. Но вот именно сейчас я совершенно к этой встрече не готов, больше в моральном плане.
– Мы уезжаем, – я распахнул глаза и сел. – Я больше не могу находиться в этом доме. Я устала. Я его просто ненавижу!
– А с этим мне что делать? – я потряс рукой, на которой был закреплён браслет.
– Школы есть во всех странах, пойдёшь во Фландрскую.
– Нет, – я покачал головой. – Я потерял слишком много и не хочу терять с таким трудом приобретённых друзей.
– Дим…
– Нет, мама, я никуда не поеду. Давай не будем скандалить, ладно? Ты поезжай. Со мной ничего не случится, правда. Мне через пять дней в школу возвращаться, Слава за мной присмотрит.
– Дмитрий…
– Мам, ты не сможешь меня переубедить, уезжай, я настаиваю, – и, поднявшись с пола, я побрёл в свою комнату.
Мама зашла ко мне, чтобы попрощаться, но мы так и не смогли сказать друг другу ни слова.
– Я позвоню.
– Хорошо, – я не смотрел на неё. Мне просто жизненно необходимо было остаться одному.
Она покачала головой и вышла, осторожно прикрыв за собой дверь. А я так и остался сидеть на кровати, разглядывая дорогие обои, которые смотрелись так непривычно в моей небольшой комнате.
Комната постепенно погружалась в темноту наступающей ночи. Нужно было уже или встать и включить свет, или ложиться спать. Но я продолжал сидеть, пытаясь в темноте разглядеть рисунок на обоях.
Он возник посреди комнаты внезапно, без всяких пошлых спецэффектов.
– Отпусти его, – Лазарев подплыл ко мне. – Отпусти.
Я покачал головой, глаза защипало, и по лицу покатились слёзы. Наконец-то! Сразу пропало чувство жжения в глазах, а пружина в груди начала раскручиваться, давая мне возможность спокойно дышать.
– Как это забыть, как?
– Никак, – предок грустно улыбнулся. – Ты никогда не забудешь. Просто однажды проснёшься утром и поймёшь, что можешь с этим жить. Но не держи Александра, не нужно. Не цепляйся за него, ни к чему хорошему это не приведёт.
– Я не могу, – я обхватил себя руками. – Я не могу, понимаешь?
– Нет, не понимаю, – Гриша скрестил руки на груди. – Твои предки называли такое поведение «Заговор молчания». Это не смело, это глупо, – он на мгновение замолчал, затем продолжил. – Это боязнь остаться в одиночестве. Это просто трусость, Дмитрий.
– И что ты предлагаешь мне делать?
– Начни с того, что… – Лазарев задумался. – Да вот, хотя бы с этого, – он кивнул на лежащую на прикроватной тумбочке книгу. – Научись уже создавать порталы. Ты умеешь это, просто нужно теперь сделать всё осознанно, и привязать к определённому предмету и месту.
– Ты побудешь со мной? – спросил я тихо, но Лазарев покачал головой.
– Нет. Я не привязан к этому месту, и только то, что это поместье Лазаревых, даёт мне возможность сейчас находиться здесь. Но я буду ждать тебя в лабораториях.
И он исчез, оставив меня в темноте с сомнениями: а был ли он здесь на самом деле, или это моё больное воображение подсунуло такой вот материальный бред? Но бред или не бред, а Лазарев прав, нечего себя жалеть. Пора начать выполнять клятву. И начну я, пожалуй, с порталов.
Глава 3
Почти двое суток я не спал, с каким-то остервенением изучая теорию создания порталов. Теоретически я уже знал, как это нужно делать, и теперь пытался сделать портал осознанно с заданными координатами.
В пять часов утра на исходе вторых суток я посмотрел на готовый портал. Почти до шести утра я сидел на кровати, не решаясь самостоятельно проверить, что же именно у меня получилось.
В половине седьмого в голову закралась подлая мыслишка: на ком бы проверить моё первое творение? Когда меня посетила такая идея, – я задумчиво покосился на что-то жующего Гвэйна, за что получил в ответ один из его коронных презрительных взглядов. Отчего дурные мысли быстро покинули мою голову.
Придя к выводу, что подвергать опасности ради моих экспериментов я никого не стану, решил проверить всё самостоятельно. Карандаш, который я превратил в портал, послушно перенёс меня из моей комнаты в кухню. Второй карандаш вернул меня обратно в мою комнату, где я упал плашмя на кровать и уснул.
Сложная монотонная работа позволяла мне не думать ни о чём другом. Как ни странно, но