— Засев в темном углу парной и иногда выбираясь окунуться в бадью со студеной водою, я добрые два часа слушал мужиков. Многое они обсуждали — и работодателей, и погоды, и жен-деток своих. Обсуждали и политику. Послушал я, намотал на ус, и теперь хочу задать вам, многоуважаемые дамы и господа, сидящие по левую руку от центрального прохода: знаете ли вы о том, что Государственную Думу иначе как «Государственною Дурою» в народе и не называют?
Сидящие справа от прохода — Совет Империи — издевательски грохнули. «Думцы» отчаянно покраснели, но перечить и отнекиваться не посмели. Рано смеетесь, «советнички». Я протянул руку за спину, Остап вложил в нее револьвер, и я не без удовольствия прибег к «армейскому способу» установления тишины.
Смех как рукой смело, а мне даже почти не пришлось прогонять клубы дыма — бездымный порох-то, очень качественный и отечественный.
— Чего ржете, многоуважаемые господа? — спросил я «советников». — Вот вы, к примеру, Василий Петрович, — ткнул пальцем (пусть скажет спасибо, что не револьвером) в сидящего на втором ряду дородного бородача. — Вас, если память меня не подводит, губерния ваша сюда отрядила интересы ее блюсти, а ваш брат родной тем временем, по деревням и весям колесил, людей стращал да вымогательству подвергал под понятными угрозами — брат его, мол, аж в Совете Империи ныне заседает. Долго мужики терпели, да на прошлой неделе терпение кончилось. Под судом теперь Геннадий Петрович, а источники происхождения львиной доли ваших средств в ходе проверки были признаны в высшей степени подозрительными. Прошу вас пройти в ту дверь, — указал. — Товарищи из компетентных органов проводят вас, как говорится, «до выяснения».
В гнетущей тишине Василий Петрович громогласно рухнул лбом в пол с былинным:
— Не виноват, Христом-Богом клянусь, Ваше Императорское Величество!
— Ребята, заходите, — обратился я к пространству. — У нас здесь ноги кое-кого не держат, помочь надо.
Во все двери, ведущие в зал, хлынули молодчики в полицейской форме и штатском. Вперемежку, операция-то совместная. Василия Петровича быстро выволокли из зала, а оставшиеся сотрудники заняли позиции, контролируя проходы и выходы.
— Чесать всех под одну гребенку неправильно, — вселил я надежду в перепуганных депутатов. — И аршина общего на Парламент не напасешься. Пред взором моим хватает достойных людей, честно выполнявших должностные обязанности и заботившихся об избравших их граждан. Однако таковые в первом собрании Парламента оказались в душераздирающем меньшинстве. Зато любителей обкашливать личные вопросики, «мутить темки», простыми словами — набивать карманы и попросту бездельников оказалось пугающе много. Какого лешего все исчезающе редкие созидательные инициативы тонут в многомесячных диспутах? Какого лешего цепляются скудоумные к каждому словечку нужного стране законопроекта? Зато дурость и злодейства из-под ваших перьев буквально вылетают! Запретить то, запретить се, обложить малоимущие слои населения косвенными налогами, подмазать там и тут, вмешаться в критически важные для Империи экономические процессы ради выгоды конкретных, нечистых на руку богатеев — вот то, чем все эти годы «дышал» Парламент! Да у меня рука устала Вето на ваши удивительные инициативы накладывать, и пусть кто-то посмеет упрекнуть меня в том, что я ими удушаю демократические процессы в Российской Империи! Конкретная статистика работы Парламента во всей ее неприглядности завтра же будет опубликована в газетах с поименными списками инициаторов той или иной дурости, а сейчас буду краток. На содержание Парламента казна за эти годы потратила тридцать восемь миллионов рублей. За это время Империя взамен получила восемнадцать признанных годными законопроектов, четыре десятка нормативных актов в разных сферах и с пару сотен бумаг, которые «причесывают» старые документы, делая их пригодными к использованию в наши и ближайшие времена. На противоположной чаше весов — полторы тысячи тупых «запретов» всего подряд, четыреста семь позорных скандалов с участием депутатов, целый ряд злоупотреблений служебным положением и экономический ущерб исчисляемый десятками миллионов рублей. Точный размер последнего установит следствие. И это, многоуважаемые дамы и господа, плоды работы Парламента в актуальной его форме — с несколько урезанными полномочиями. Предохранитель не сработал — даже в таком качестве Парламент оказался органом в высшей степени шумным и вредным. Сегодня я прекращаю балаган — первый состав Парламента критическим образом подорвал веру народа в демократию, и на вас лежит весь груз ответственности за это. До результатов следующих выборов Парламент прекращает свою деятельность, и я очень надеюсь, что второе его собрание окажется более толковым, чем прошлое. Арестовать всех, кто в «черном списке», — велел я и направился к дверям по сформированному Конвоем коридору, слыша за спиной панические возгласы, мольбу, звуки ударов и прочие атрибуты бурного политического процесса.
Где-то семьдесят процентов сядет, из них пять процентов «убегут» зарубеж, потому что они сотрудники «Избы», и там станут основой потешной оппозиции, привлекая к себе идиотов и веселя народ потешными газетенками, издаваемыми на деньги Франца Иосифа — он нынче основной «грантодатель». Хоть какая-то от Думы да Совета польза!
Глава 23
Небо за окном окрасилось в нежно-розовые цвета, площадь у Зимнего уже успела наполниться народом и поддерживающими порядок солдатами, по подоконнику стучали лапками прикормленные моей милой валькирией воробьи.
— Чувствую себя именинником, — признался я Марго.
Натянувшая одеяло до самых ушей супруга не открывая глаз пошевелила ступнями выглядывающих из-под одеяла ножек, вызвав у меня прилив умиления. И как она все время узнает, куда я смотрю? Впрочем, здесь догадаться нетрудно.
— Ножки! — попытался я схватить приманку.
— Никаких тебе ножек! — спрятала ступни под одеяло моя валькирия. — Иди к своим гостям.
Дуется — неделю назад мы запланировали на третье марта семейный день, но увы — вмешались очень важные международные дела.
— Разве плохо спасти пару тысяч жизней? — обиженно спросил я сооруженный из одеяла кокон.
— Разве есть разница, кто именно посидит за столом между этими идиотами? — резонно спросила супруга в ответ.
— Есть! — попытался я парировать. — До этого исторического момента Российская Империя крайне редко играла роль миротворца.
— А как же тот исторический момент, когда русские войска вошли в Париж?
— Это другое, — поднявшись с кровати, ответил я. — Устанавливать мир явочным так сказать порядком — совсем не то, что организовывать переговоры между тремя политическими акторами, которые рубятся